Литнегр, или Ghostwriter

Как-то так получалось, что при обилии производимой бумажной продукции — в школе могла за два месяца исписать толстую тетрадь всяческими приключениями — настоящий полноценный дневник я никогда не вела. Хотя и пыталась. Та же неудача постигла меня в гораздо более поздние времена на просторах Живого Журнала. Ну, недневниковый я человек! Может быть, не самый недневниковый, если брать популяцию homo sapiens в целом, но по сравнению со знакомыми пишущими — уникум нежелания всматриваться в себя, любоваться собой, вываливать на читателя, пусть даже подразумеваемого, подробности частной жизни. Я никогда не понимала такого бдительного интереса к переливам собственного «я». Напротив, меня всегда привлекали чужие жизни — персонажей чужих книг, точно пальто, на время позаимствованное, годное поносить день-другой, и своих, в которых можно было вживаться роскошно долго, месяцами, годами… Получать из этого загадочного ниоткуда, находящегося не в моей голове, а как будто сотней километров выше, подробности биографий, воспоминаний, привязанностей, страхов, мимики людей, которых никогда не было, и главное, которые не были мной, — вот игра, в которую я играю с собой. И с читателем, если таковой подвернётся. Но если не подвернётся, тоже нормально, он не так уж важен, гораздо менее важен, чем мои герои.

В сущности, не это ли неосознанное, но настойчивое ощущение тесноты, недостаточности своей жизни и тянет потребителей бульварной литературы покупать книжонку за книжонкой, потреблять её как некий витамин «не-я» и выбрасывать? В таком случае, работа гострайтера нашла меня не случайно. Дневниковость — черта классиков. Лауреатов литературных премий. Всех, кто создаёт из записей глыбу себя любимого, великого человечища, увлечённых глубинными вопросами человечества. На это я никогда не претендовала. Мне всегда было проще сказать: «Меня нет».

Так что же, я обречена не быть в литературном смысле? Или быть литературным негром и никем иным? Эту мысль я недодумала не потому, что не хватило времени. Просто мне очень не хотелось её додумывать.

А на кухне, потом рассказал муж, который разбирался с этой частью отцовской квартиры, в столе обнаружился целый ящик, полный винных пробок. При том что отцу с его сахарным диабетом вина было категорически нельзя. Хотел бы опьянения, пил бы уж лучше водку. Но нет, он предпочитал гробить себя: тихо, молчаливо и, как делал всё остальное в жизни, скрыто от других.

Глава 22 Литнегр всея Руси

После того как Искушевич и другие на вечере «Алюминиевого века» дали понять, что занимаюсь я делом презренным, какой-то внутренний зуд на эту тему меня не оставлял. После этой встречи с прошлым — или с прошлыми — что-то сдвинулось в восприятии моего окружения. Нет, я по-прежнему не считала, что гострайтерство — позор и предел падения; но то, что моё занятие вызвало в людях, которые некогда были мне близки, такую острую реакцию, саднило, как заноза в пальце: вроде когда сидит она, не чувствуешь, а вот напорешься — и сморщишься. Ну да, я пишу за других. До такой степени, что — буду откровенна, с самой-то собой можно быть откровенной — совсем забываю писать за себя… Да и как? Чем писать, если повседневная секреция мозга, этот живительный первородный бульон по большей части становится питательной средой для чужого? О чём писать, если…

А чего ещё надо? Вот об этом и писать!

Сказано — сделано. Поскорее, пока до окончания последнего заказного романа осталось три недели, не настал ещё дедлайн и, главное, идея не отпустила, я пристроилась за компьютер и намахала самое начало: как я нанималась на эту работу. Получилось вроде бы неплохо. По журналистским меркам так вообще отлично. Ну и что с этим делать дальше? Я вспомнила, что вот уже год одно моё произведение обреталось на сайте самиздатовского типа, где можно размещать свои стихи и прозу. Произведение сначала получило несколько высших баллов, но так как я на сайте появлялась редко, общения не поддерживала, то и публики у меня не сформировалось. Ну и плевать! Меня подпирало с кем-то где-то поделиться. Если какой-нибудь читатель забредёт по чистой случайности на мою малопосещаемую…

К вечеру меня смёл шквал сообщений. Посетители сайта — сами писатели примерно такой же степени известности, как я не в качестве Двудомского — непременно хотели донести до меня свои ценные мнения, каковые делились на три части. Первая присоединилась к тем моим бывшим друзьям, которым моё занятие крайне не понравилось. Правда, в отличие от друзей, в выражениях они не стеснялись, поскольку не предполагали поддержания хороших отношений в дальнейшем; да и вообще, интернет тем и ценен довольно значительному числу людей, что позволяет хамить без возможности получить в морду. Вторая сочувственно спрашивала, как я дошла до жизни такой. Третья — самая малочисленная, но самая ценная для меня — просила добавки, то есть продолжения.