Литнегр, или Ghostwriter

Обратно мы ехали с отдёрнутыми занавесками. Серая окраинная Москва долго расстилалась, закручивалась, вздымалась свеженькими небоскрёбами, аккомпанируя мыслям о том, что когда-то и для меня не будет Москвы, и пасмурных дней, и ежедневного стука по клавиатуре, и не так уж это страшно, потому что смерти бояться нечего. В сущности, смерть — единственное, чего не стоит бояться. В смерти человек тихий, приличный, спокойный, он ничего уже не хочет и ничего не просит. Бояться надо умирания: оно страдальчески-неопрятно и причиняет массу хлопот как тому, кто готовится к отбытию на тот свет, так и окружающим. Каково оно, умирание, я насмотрелась на медицинской практике, особенно в нейрохирургии; оно, конечно, нормально в качестве части жизни, но ничего хорошего в нём нет.

Среди такого философского настроя меня застал звонок мобильника. Застал не врасплох, увидев на дисплее слово «Хоттабыч», я сказала себе: «Сейчас откажет». Так что когда реальное: «Ну, понимаете, нам это не подойдёт», — прозвучало в телефонной трубке, я была спокойна, как удав. Я даже нашла в себе силы спросить: «А почему?» И услышав: «у вас всё написано замечательно, но как-то холодно, малоэмоционально», — ощутила прилив — да-да! — гордости. А почему писателю надо фонтанировать эмоциями? С какой стати, кто сказал? А я вот такая, особенная. Без них. Вот только что отца похоронила — и где эмоции? Я вас спрашиваю, где? Наблюдения — про автобус, гробы и казённую интонацию — есть. А эмоции… Зачем они?

Но и кое-что полезное проскользнуло в конце Хоттабычевой речи:

— А вы напишите детектив! Обычный, не мистический детектив. Там может быть загадка, на вид мистическая, которая получает реальное объяснение. Вот такое мы издадим.

Пожалуй, это возможность… Это надо обмозговать. Сейчас будут ещё поминки и всяческая ерунда, но потом я дам своему мозгу задание: написать обычный, не мистический детектив. Ему не привыкать: он же у меня уже дрессированный. А потом… хм, неужели потом в книжных магазинах я буду стоять рядом с Двудомским? По принципу общего издательства — да. Сама с собой. Ещё и конкурировать — с самой же собой?

Ещё недавно я говорила, что не испытываю презрения к потребителям своей литнегритянской продукции… Нет, пожалуй, всё-таки испытываю, и вот в каком аспекте. В гендерном. Все мои заказчики были мужчины; я их не подбирала нарочно, просто так сложилось. Меня нанимали на стопроцентный милицейский детектив со всяческим рубиловом, с террористами, коррупционерами, счетами в швейцарском банке и иностранными агентами — типичный мужской детектив, по некоторым параметрам даже преувеличенно патологически мужской, рассчитанный не на мужчин, а на мужиков. Майор Пронюшкин истреблял преступников оружием, руками, хоккейными клюшками, водопроводными трубами и другими подручными средствами; если требовалось, нарушал или обходил закон — во имя торжества справедливости, разумеется — и разрешал это делать своим подчинённым. Что касается отношений с женщинами, здесь он воплощал мечту стандартного неудовлетворённого (позор тому, кто дурно подумает о престарелом Двудомском) драчуна через букву «о», который должен на время чтения романа ощутить кайф вследствие отождествления со счастливчиком-майором. У Пронюшкина есть верная супруга (и добродетельная мать его единственного ребёнка) — блюстительница домашнего очага, красавица, достаточно умная, чтобы при муже вести себя как дура (боже упаси ранить хрупкое мужское эго), плюс к тому достаточно мудрая, чтобы закрывать глаза на бесчисленное множество девиц, которые вешаются на её мужа, потому что он такой невыносимо классный, в самом соку (по моим подсчётам, лет этому душке и обаяшке крепко за пятьдесят, и в соответствии с родом деятельности и привычками он давно обзавёлся простатитом и пивным животом), а некоторые даже готовы родить от него, чтобы иметь перед глазами живое напоминание о счастье, которого не может подарить никто на свете, кроме Пронюшкина himself.