И Анна, конечно, тогда ее простила, но помнит крепко — Еся, если что, нож ей в спину воткнет и еще прокрутит. Поэтому курить у школы с ней точно не стоило. А вот на ядовитый ужин можно и позвать. Эту шутку на самом деле придумал Толя — были и у него какие-то глубоко запрятанные задатки юмориста: ядовитым ужином они называли все странные вечера, когда в одном месте собирались спорные персонажи. У каждого были такие знакомые, и все они не гнушались время от времени заходить в гости.
А уж когда за одним столом собирались Антонина Борисовна, Еся и Алка, это был настоящий серпентарий и Анне нужно было противоядие или чтобы они просто сожрали друг друга.
Но две бутылки, две бутылки, она же просила четыре.
— Заедешь вечером? — спрашивает Анна у Еси, заранее зная ответ.
Еся из тех, кто никогда не откажется поесть на халяву, а еще из тех, кому искренне нравится ее муж, кто был бы не прочь, будь Толя свободен…
— А это удобно? Толик не будет против?
— Толик будет рад тебя видеть. А также мать его.
— О! И Антонина Борисовна?
— Куда ж без нее.
— Что ж, приду, спасу тебя, друг мой, — Еся смеется своим беззлобным хорошеньким смехом, и Анна даже вспоминает, за что ее полюбила. — Что принести?
— Побольше терпения, Еся, — командует Анна и заскакивает в подъезжающий автобус. — И вина бутылку, будь другом!
Еся, махнувшая ей рукой, быстро исчезает, притворившись точкой на карте Земли.
Антонина Борисовна уже ждала ее в дверях собственного дома как в гости.
— А, вот и она, вот и она, — пропела свекровь и загребла Анну, оглушив запахом пота, лука и ядреных цветочных духов. — А что ж, не ждали вы меня? Холодильник пустой…
— Как пустой? — вскинулась Анна, тут же себя приструнив. — Я же Толю просила сходить, говорит, купил…
— Толя купил, но разве ж это еда? — Антонина Борисовна уже хлопотала на кухне: перебрасывала с руки на руку свои жирные непрошеные котлеты, а потом отправляла их на сковородку с салютом масляных брызг. — Ты очень много работаешь, Анечка, дом без тебя остыл.
Анна кивнула, твердо решив пропустить эту реплику и все последующие, а потом достала из-под раковины одну из двух купленных Толей бутылок — разумеется, самого дешевого совиньона — и стала ее открывать, прямо на кухонном столе, поверх салфеточек, разложенных свекровью, чтобы красиво.
Пока Анна, кряхтя, ввинчивала штопор, а потом вытаскивала его, уперевшись ногой в табурет, Антонина Борисовна не сводила с нее удивленных встревоженных глаз:
— Ты что же, вот прямо сейчас выпивать начнешь? Практически в полдень? Не дожидаясь гостей?
Анна наконец расправилась с пробкой, налила вина — четверть стакана всего, быстро-быстро его осушила, практически залпом, и ответила, ставя стакан в мойку перед носом свекрови:
— Нет, не в полдень. Сейчас четыре. И вину надо подышать, не то оно задохнется.
Еся приходит с громким звонком — в двадцать часов ровно.
— Что-то поздно вы ужинаете, уже все остыло, — бросает Антонина Борисовна в спину Анне, когда та идет открывать. — Да и вообще, могли бы сегодня по-семейному.
— Мы давно уже договорились. Толя меня не предупредил, — спокойно отвечает Анна.
Еся кидается Анне на шею, как будто не виделись вечность, хотя они всего несколько часов назад разъехались с одной остановки в разные стороны.
— Ах, Есенька, здравствуйте, здравствуйте, давно вас не видела, чудно, что зашли, — Антонина Борисовна бросается к Есе, как будто только ее и ждала.
— И я очень рада! — приторно говорит Еся и протягивает коробку конфет, явно одну из тех, что ей подарили в школе на Новый год. Конфеты внутри коробки лежат комком, топорщатся горкой посередине.
Анна следит за этой сценой, прислонившись к дверному косяку.
— Проходите, деточка, я тут как раз наготовила! — Антонина Борисовна провожает гостью на кухню, как будто кухня ее. — Вы ведь знаете мою Аннушку, она так много работает, что, если бы не я, вы бы сейчас грызли корочку хлеба.
Еся смеется и говорит, поглядывая на Анну:
— Спасибо, да я не голодная.
— Никаких отговорок. Вам сколько котлет?
Анна устало садится на табуретку рядом с Есей. На кухне всего две табуретки у стола — Наум давно не ест вместе с ней и Толей, примерно с тех пор как вылез из своего детского стульчика, да больше тут и не влезет, честно сказать. Антонина Борисовна нависает своим широким бюстом над столом, в руках сковородка с подпрыгивающим маслом.
Анна встает, как в троллейбусе, чтобы уступить ей место, но Антонина Борисовна протестует:
— Сиди-сиди, ты весь день на ногах. Давай я тебе котлетку. — И она шлепает что-то черное и масленое в стоящую перед Анной тарелку.
Тошнота подкатывает к горлу.
Тем временем Еся послушно начинает ковырять котлету, как отличница в школьной столовой.
Анна пинает ее ногой под столом, тоже как в школе, и кивает головой в сторону балкона, мол, пойдем курить.
На улице тихо сыплет снег. Всё чернильного цвета, кроме желтых отблесков от машин.
— Мне кажется, я хочу развестись, — шепотом говорит Анна.
— Да ты что! — вскрикивает Еся и пошатывается, как будто сейчас перевалится через перила. — Где ты сейчас мужика найдешь?
— Ты о чем?