Литораль (ручная сборка)

Точным движением он захлестывает ее рукой, как волна, и прижимает к себе. Хлоя еще не успела возмутиться, а он ее уже целует, впрочем, она и не планировала возмущаться.

— Ты красивая, — так он подводит черту. Легко и просто.

— Ты мне нравишься. — И ее сердце бьется быстрее обычного.

— Пойдем. — И они идут.

Хлоя чувствует, как расщелина в ее спине — бесполезная отвратительная рана, в которой вечно гуляет ветер, — затягивается. Как четко по позвоночнику проходит быстрой строкой бархатный шов.

Илья прижимает ладонь к ее спине, теперь там ровно.

Они заходят в номер, и дверь тяжело бухает за спиной, подталкивая внутрь.

Тьма никуда не уходит, мается по углам. На приколе стоят военные корабли. Вечер уже поздний, но это не сразу заметно — за окном все такая же мгла, как и пару часов назад. Хлоя смотрит на Илью. Нос, брови, скулы. Не выдерживает и проводит пальцем по переносице. Дорога длинная, не сразу заканчивается. Он улыбается.

«Какой ты красивый», — говорит она.

Какой сильный, какой хороший, какой удивительный. Этого она не говорит. Думает — и все мысли до невозможного скучные. Но она хочет позволить себе эту скуку, эту банальность, это счастье быть рядом и замечать его непрошеную красоту. Он берет салфетку с прикроватной тумбочки и зычно сморкается в нее.

Хлоя думает мимоходом: все эти мелочи, которые так ей нравятся в нем сейчас, когда она влюблена, когда это праздник, когда побег, — как бы они раздражали ее потом, будь у них будущее? Эта мысль как ржавчина, Хлоя стремительно отмахивается.

«Какой же ты красивый», — снова думает Хлоя и гладит его по шершавой спине. Спина в соли — ездит нырять даже зимой. Она тянется и слизывает соль языком вдоль позвоночника — кожа теряет белый оттенок и на мгновение становится розовой и блестящей. У него нет и не было щели в спине — ни изъяна, — он цельный и ровный, как борт истребителя. Он прикуривает. Протягивает сигарету ей. Хлоя затягивается — дым желтый и горький на вкус. Как ранняя брусника. Она закашливается. «Слишком крепкие?» — интересуется он, и это звучит как забота. Хлоя мотает головой и улыбается. Смотрит, как Илья берет телефон и читает телеграм-каналы. «Опять что-то взорвали в Москве, видела? — говорит он. — Ну что за жесть опять. Тебе не страшно?» «Мне не страшно», — говорит Хлоя и прислушивается к своим чувствам. Нет, мне не страшно. «Ты смелая», — говорит Илья и ложится сверху, придавливая ее ко дну морскому всем своим весом. «Нет, — думает она, — нет. Мне не страшно. Что бы ни случилось дальше, ты залатал мою рану», — думает она.

— Пообещай мне, — хрипло говорит Хлоя, — пообещай мне, что ты не будешь спрашивать меня ни о чем. Что ты не будешь выяснять, кто я, где живу и чем занимаюсь.

— Ты странная, — говорит Илья, но продолжает ровно двигаться.

— Пожалуйста, — шепчет она. — Пожалуйста, пожалуйста. Давай попробуем так. Ничего не будем друг другу обещать, кроме этого счастья.

Илья кивает и в ту же минуту падает на нее, как рассыпавшаяся карточная колода. И Хлоя обхватывает его руками, впивается в его спину, дрожит. Лес, полагает она, теперь расступится и выпустит ее.

Но лес и не думает расступаться.

11

После исчезновения матери Наум перестал ходить в школу. Он и раньше не особенно туда стремился, а теперь появилась Уважительная Причина. Отец позвонил Усатой и долго с ней тер: да, пропала, нет, не шучу, да, подал заявление, нет, пока нет информации, да, делаем, что можем, нет, спасибо, пока все есть, да, сын со мной, нет, пока держится. И кстати, в школу не придет. Да, конечно, спасибо за понимание.

Напишу черновик, как в школе, чтобы потом было легче говорить.