Лица российской национальности. Сборник рассказов и эссе

Книги я читал всегда в большом количестве, но здесь несколько охладел к ним. Ведь я мог бы читать и в родном поселке, никуда из него не выезжая. Поэтому через полгода единственным моим развлечением стали кинотеатры, тут их пруд пруди… Я покупал билеты на три разных сеанса в трех кинотеатрах, и мой день был занят! Билеты тогда стоили недорого; денег, которые мне давали на жизнь родители плюс стипендия, мне вполне хватало. Перескакивая из одного театра в другой, я переставал замечать течение времени. Жизнь моя протекала от одного фильма до другого… Это я особо хотел бы подчеркнуть! Я был всеяден и смотрел все подряд: детективы, Феллини, мелодрамы, Пазолини, боевики, Тарковский, ужастики, Бергман, а еще какая-то перестроечная бредятина с банальными сюжетами и актеришками, продувными бестиями с мелкими чертами плоских лиц. В стране гремела перестройка, стали появляться и «эротические» фильмы, которые потихоньку показывали в заштатных кинотеатрах при огромном стечении молодого поколения. Фильмы все были разные, больше мне импонировал Феллини и Тарковский, эти ленты я мог смотреть по нескольку раз. Я смотрел их в невероятном количестве, я жил их сюжетами… Переходя из одного здания в другое, я воображал себя героями этих фильмов, я подражал этим героям, я домысливал сюжеты и менял концовки фильмов. Вся моя жизнь быстро превратилась в одно сплошное яркое кино. А после всего этого наступала такая скука, что я готов был… впрочем, нет, тогда еще нет.

Суть моей жизни вне фильмов – лежание на кровати в моей комнате. Я приходил с занятий, бросал учебники и конспекты на стул, быстро обедал, если не успевал поесть в столовой, и валился на кровать. Я мог лежать три, четыре, шесть часов не вставая. Иногда меня начинало тошнить от лежания, я вставал, делал зарядку и опять валился на кровать. Я читал или делал вид, что читаю, я грезил с открытыми глазами, я слушал жизнь за стеной своей комнаты… С соседом мне повезло, Сашок, хотя и был не местный, по большей части жил у какой-то бабы на Северке, но на всякий случай сохранял за собой место в общаге. Был он довольно примитивный и скучный субъект, учился на курс старше меня и был тремя годами старше. Мы так редко виделись с ним, что, встретив как-то Сашку в университете, я прошел мимо, просто не заметив его. Он, впрочем, не страдал особой чувствительностью…

Таким образом, лежать мне мешали только фильмы и занятия в вузе, но в воскресенье не было и их. Домой я ездил каждую неделю только в первые полгода, потом стал бывать там раз в две недели, а с середины второго курса и вовсе – раз в два-три месяца, по необходимости. Родители мои – милые люди, но ужасно ограниченные; их жужжание и расспросы так меня доставали, что… Однако, я отвлекся. Выспавшись за день, ночью я, естественно, заснуть не мог. Я вставал и бессмысленно шатался по комнате в надежде чего-то добиться, я принимал снотворное, но быстро привыкал к нему и снова мучился. Бессонница! о, как это мне до боли знакомо… Иногда я наспех одевался и шел на улицу, но удавалось это не всегда, особенно, если у входной двери дежурила какая-нибудь тетя Маша, запиравшая ее на замок и исчезавшая на полчаса или больше в свою каморку пить чай с бубликом. Тогда я слонялся по коридорам общаги и курил. Курил до отупения и отключки… Алкоголь я почти не употреблял, водка вызывает у меня сильную головную боль, а местное вино – почти всегда рвоту. Под утро я засыпал, а потом – занятия, скучная жизнь, и все начиналось сызнова.

За стенкой комнаты жили «лю-ю-юди», которые вели вполне нормальную, то есть привычную для большинства, жизнь. Это были два противных гнуса – один тонкий и хилый второкурсник Борян, другой – здоровый третьекурсник Славян. Они учились абы как, часто пировали, хохотали и орали что-то друг другу во всю глотку… Иногда они приводили женщин, таких же противных, как и сами. Женщины тоже пили, орали и оставались на ночь. Иногда Славян, широко улыбаясь, заходил ко мне и приглашал принять участие в их очередной пирушке, но я всегда сухо отказывался, зная, что потом он попросит за это мою комнату на время. Мы с трудом терпели друг друга. Я понимал, что мой скрытый образ жизни им тоже очень не нравится. Нам приходилось терпеть друг друга, выбора не было. Еще у них был телевизор, взятый когда-то на прокат, а потом тихо присвоенный. Иногда вечером или ночью они врубали его на полную громкость, хотя прекрасно знали, что это мне мешает. Я стучал кулаком в стену, но они нарочно усиливали громкость; нужно было выйти и убить этих тварей, но я не мог… точнее, не решался. Они были старше и сильнее, их было двое, а я один, всегда один. Впрочем, часто их телевизор ломался, деньги заканчивались, и в нашем блоке наступала мертвая тишина. И что было хуже? Сейчас уже точно не отвечу.