Интересно отметить, что даже некоторые землянки попав на Гор, спустя короткое время, склонны становиться чувствительными к подобным соображениям. Обычно это интерпретируется обоими видами девушек, по крайней мере, вначале, как часть «бесчестья» ошейника. Спустя какое-то время, конечно, все девушки, как гореанки, так и землянки, ставшие вдруг чувствительными к коварным последствиям открытия лица, перестают думать об этом, или, по крайней мере, не делают этого постоянно. И те и другие уже познали, что они — теперь ничто, всего лишь рабыни, и что это — все, что они есть и будут. Они больше не стремятся к привилегиям свободной женщины. Их выставление на показ, их доступность, если можно так выразиться, отныне становятся такими же условиями их существования, как и повиновение, служение, любовь и наказания. В некотором смысле они считают это освобождением. Это освобождает их от соблазна обмана, притворства и сдержанности. Теперь они не задумываются, по крайней мере, между собой, об ошейнике как о «бесчестье». Скорее теперь, оказавшись на своем месте в совершенстве природы, полностью, беспомощно и безоговорочно, бросив себя к ногам мужчин, отдавшись своей глубинной сексуальности и потребностям, признанным, лелеемым и исполняемым, они начинают думать о нем как об «источнике радости». Рабыни больше не стремятся к привилегиям и прерогативам свободных женщин. Нет уж, пусть они сами продолжают жить в их панцирях запрещений и традиций, пусть уж они сами терпят свои холодность, ревность и обман. А невольницы нашли нечто в тысячу раз более драгоценное, свой смысл, свою значимость, свое счастье, свою радость, свое удовольствие, свой ошейник.
— Что же мне делать? — вопрошала прекрасная Бригелла толпу, прекратив размахивать подолом, и прижав его к своей шее, и надув свои прекрасные губы.
Казалось, что она вот-вот заплачет. Она превосходно сыграла смятение, и смущение перед своей дилеммой!
— А Ты вставай на колени! — весело крикнул один из зрителей.
— Ага, и одежду сними! — поддержал его другой.
— И ноги, ноги его оближи! — подсказал третий, сквозь конвульсии хохота.
— Рабыня! — холодно и надменно прошипела свободная женщина, явно и недвусмысленно обращаясь к Бригелле.
— Госпожа, — немедленно отозвалась девушка, испуганно прекращая играть свою роль, оборачиваясь и падая на колени. При этом лицом она повернулась к свободной женщине.
— Головой в доски! — презрительно бросила свободная женщина.
Бригелла не мешкая опустила голову к самой сцене. Она дрожала, ибо отлично понимала, что такие женщины, как она находятся в полной власти свободных людей.
— Это Ты — владелец этой рабыни? — спросила свободная женщина Бутса Бит-тарска.
— Да, Леди, — ответил тот.
— Я требую, чтобы ее наказали, — заявила она.
— Возможно, это превосходное предложение, — заметил Бутс. — Учитывая, что она — рабыня, но имейте ли Вы в виду какую-либо вескую причину, по которой я должен это сделать.
— Мне не пришлось по вкусу ее выступление, — пояснила свободная женщина.
— Довольно трудно угодить всем, — развел руками Бутс. — Но я уверяю Вас, что, если я, ее владелец, окажусь не полностью удовлетворен выступлением этой девки, я лично свяжу ее и проконтролирую, что она была достаточно хорошо выпорота.
— А я считаю ее выступление отвратительным, — заявила женщина.
— Да, Леди, — поклонился Бутс.
— И я считаю это оскорблением свободных женщин! — продолжила она.
— Да, Леди, — терпеливо ответил Бутс.
— Давайте уже досмотрим окончание комедии, — предложил кто-то из зрителей.
— Так избей ее! — снова потребовала свободная женщина.
— Я не вижу причин избивать ее, — заметил Бутс. — Она делает ровно то, что она, как предполагается, должна делать. Она повинуется. Она послушна. Если бы она не была послушна, тогда я избил бы ее, более того, я бы проследил, чтобы порка было соответствующей и длительной.
— Избей ее! — заверещала свободная женщина.
— Мне наказать ее? — поинтересовался Бутс обращаясь к толпе.
— Нет! Нет! — послышались мужские выкрики.
— Продолжайте спектакль! — прокричал кто-то.
— А у Тебя есть лицензия на это выступление? — осведомилась свободная женщина.
— Помилуйте, Леди, — заговорил Бутс заискивающе. — У меня сейчас трудные времена. Только вчера, ради того, чтобы свести концы с концами я был вынужден продать свою рабыню, исполнявшую роль золотой куртизанки.
Надо признать, что трудно заниматься бизнесом вроде гореанской труппы Бутса без золотой куртизанки. Она является один из главных персонажей, вовлеченных в этом виде театрального искусства, и присутствует в пятидесяти — шестидесяти процентах фарсов, составляющих репертуар такой труппы. Уж лучше было бы попытаться прожить без торговца, Бригеллы, Бины, Лекчио или Чино. Я уже знал о трудностях Бутса, причем выяснил это еще вчера вечером. И я даже счел целесообразным, по моим собственным причинам, предпринять кое-какие действия, для решения этого вопроса.
— Итак, у Тебя есть лицензия? — надавила свободная женщина на него.