Мне не надо было гадать, кто это, потому что только один человек может так прикасаться – напористо, сильно, и одновременно нежно. На последнем слове, мысленно чертыхнулась, пытаясь взять себя в руки.
В голове звенело, тело бьется мелкой дрожью, дыхание сбилось, ладони горят от хлестких ударов, и весь озлобленный вид Влада примчавшегося на бабские крики, поначалу меня совсем не испугал, а наоборот, раззадорил еще больше. И дав волю своему гневу, я бросилась на него, хлеща теперь уже его, оторопевшего, в изумлении раскрывшего рот.
– Да успокойся, черт возьми, уже, – скрутив меня в секунду, швырнув на низенький диван под стенкой, поспешил на помощь своей стерве, бережно поднимая ее с пола, убирая нежным жестом с лица растрепанные волосы. Меня этот факт чрезвычайно задел, и я позорно зарыдала, закрыв лицо руками. Вскочила, и бросилась прочь, наверх, в свое уединение, к своему сыну.
Но замерла как вкопанная за углом, уже поставив ногу на первую ступень, едва до моих ушей долетел тусклый всхлип этой поганки.
– Выгони ее, Влад, прошу тебя, посмотри, что она со мной сделала! Ты не можешь так поступать со мной! Зачем ты привез в наш дом свою любовницу и сына? Что мешало тебе пристроить ее где-нибудь подальше от меня, от нас?– Задыхаясь, говорила она, не забывая жалобно всхлипывать, давя на жалость. От ее слов у меня холодок побежал вдоль позвоночника, и я напряглась, боясь пропустить ответ Влада. Но он молчал, держа в напряжении не только ее, но и меня, притаившуюся за открытой дверью.
– Влад… Ты слышишь меня? – Хороший вопрос, меня он тоже очень интересовал.
– Это не мой ребенок.
– Но она сама мне об этом только что сказала! Она высмеяла меня за то, что ты притащил их в наш дом!
– Ян, я разберусь, ладно? Тебе не о чем переживать. Иди наверх и приведи себя в порядок.
–Ты накажешь ее?
– О, можешь даже не сомневаться!
Дальше я слушать не стала, поднялась наверх, сгорбившись словно старуха, под гнетом обиды и горечи. Артём еще сладко спал, и поправив ему одеялко, я вышла на балкон, стараясь успокоиться. Руки тряслись и горели от ударов, пульсируя от боли и напряжения. Глубоко вдыхая свежий весенний воздух, я потихоньку взяла себя в руки, сгорая от стыда за проявленную агрессию. Я ругала себя за то, что опустилась до уровня базарной бабы, чувствуя, как горит щека, да еще и при Владе. И синяк наверняка будет, мысленно представив, как буду ходить с таким украшением, застонала. Мне не давала покоя мысль, что Влад уже устроил свою жизнь, и может быть даже любит эту… свою Яну. Но как же тогда пошедшая ночь? Разве он не пылал? Я же чувствовала его дикий голод и горячий отклик. Его боль и… нежность, хоть это и не самое подходящее слово для того что происходило под покровом ночи в саду. А может он со всеми такой пылкий, и я придумываю того чего нет?
Окончательно запутавшись, я направилась в комнату, да так и замерла на пороге. Влад стоял возле кроватки и смотрел на спящего малыша. По его лицу ничего не возможно было прочесть, он всегда мастерски скрывал свои эмоции и чувства, или же надевал такую маску, какую требовали сложившиеся обстоятельства.
Подняв на меня отстраненный взгляд, поманив пальцем за дверь, вышел, не сомневаясь в том, что я последую за ним.
Первое мое желание было закрыть за ним дверь на ключ, пусть манит пальцем свою Янку, но рассудив, что все же поговорить необходимо, я, сцепив зубы, и поправив растрепанные волосы все же последовала за ним.
Влад ждал меня в коридоре, в одних легких домашних штанах и наполовину застегнутой темной рубашке, скользнув по мне взглядом с головы до ног, сжав кулаки, дал знак следовать за ним. Снова пальцем. Как собачонке.
Пока я медленно тащилась за ним, злость снова достигла своего апогея, и я уже пожалела, что пошла за ним.
Едва войдя в его кабинет, аналогичный тем, что были у него в других домах, Влад направился к бару, и плеснул себе в стакан скотч, медленно отпил и посмотрел на меня.
– Я хочу, чтобы ты извинилась перед Яной. – Процедил он, впиваясь глазами в мои растерянные. Смысл его слов не сразу достиг моего сознания, а когда все же я осознала, о чем он просит, внутри все задрожало от его слов, взбунтовалось и грозило вывалиться из меня в виде самой настоящей неприглядной женской истерики. Я даже хохотнула соответствующе, тут же смолкнув под давящим тяжелым взглядом.– Твое поведение непозволительно, и ты должна понести наказание, в первую очередь за то, что распускаешь нелепые сплетни.
Каждое его слово кнутом обрушились на оголенные нервы, я часто задышала, подбирая нужные слова, чтобы, наконец, расставить все точки над «i».
– Да, конечно, каким образом прикажешь это сделать? – Прошла и села в кресло, сложив ногу на ногу, пряча дрожащие руки в подол широкой домашней юбки. – Наверное, чтобы быстрее ее обида прошла, мне нужно встать на колени и поцеловать ее туфлю? Тогда твоя жена простит меня, и тебя за то, что ты притащил нас сюда?