Он в последний раз открыл рюкзак — показать, что ничего не прихватил со склада, — и направился к «воротам», двустворчатой двери с датчиком счета посетителей, количество которых статистики соотносили с данными продаж — поэтому все работники, чтобы не портить статистику, пересекая вход, нагибались под ним. Дима прошел через него прямой как жердь.
Лидия вернулась на склад и спросила у нового кладовщика:
— Получается, Валь?
— Можешь забирать.
Он показал на коробку, доверху забитую забейдженной одеждой. Лидия села на стул, перебрала ее и вытащила джинсы. Бейдж на штанине в районе коленки, бейдж в кармане.
— Клей еще мягкий.
Она достала бобину, отклеила квадратик от ленты и прикрепила на мешочек кармана, где он прилегал к штанине.
— Джинсы и куртки самые дорогие, и воруют их чаще всего, — пояснила она. — На них бейджи не жалей.
— Дима мне ничего про них не говорил, — сказал новый кладовщик, указывая на ленту.
— Потому что он их не клеил.
— Я буду, — сказал он.
— Он тоже так вначале говорил.
— Вот увидишь.
Лидия улыбнулась.
Сын с ней не разговаривал, только тихо благодарил каждый раз после еды и за деньги, которые она ему по чуть-чуть и часто совала, словно пытаясь подкупить его милость, но при этом боясь переплатить.
Дочь часто навещала их — и одна, и с женихом. До свадьбы было еще полгода, но подготовка шла полным ходом, словно ничем другим Маше заниматься не приходилось.
— Папа у тебя на работе был? — спросила она, когда мужчины пошли в гостиную выложить на «Авито» запчасти от разбитой в прошлом году машины. Сын от десерта отказался и ушел в комнату. Маша разреза́ла и раскладывала по тарелкам куски шоколадного торта, который принесла, и на мать не смотрела.
— Нет, — удивленно ответила ей Лидия, правда не помня ничего такого. — С чего ты взяла?
— А он твоего кассира в друзья добавил.
— Кассира? — спросила Лидия, все еще никак не понимая, о чем говорит ей дочь.
— Да, Катю, кажется.
Секунду Лидия смотрела непонимающе, затем моргнула и как ни в чем не бывало сказала:
— А, да, приходил, на пять минут, телефон привез…
— Пап! Вов! — крикнула дочь в коридор. — Чай!
Жених крикнул: «Щас».
Через минуту ответил так же. Еще через минуту Маша, громко топая, пошла за мужчинами в гостиную.
— Вов?! — услышала мать, оставшись одна на кухне разглядывать кольцо на безымянном пальце. Жених успокаивал Машу. Это муж виноват, поняла Лидия. Вова вызвался помочь ему и теперь расплачивался.
Послышались шаги по коридору. Дочь бранила жениха. Лидия подобралась, натягивая улыбку.
— Ну хватит, дочь, — ласково попросила мать. — Это Лёня его попросил.
— Он не маленький, у него своя голова на плечах, — отрезала Маша, но третировать жениха перестала.
Подостывший чай выпили быстро. Хозяйка разнесла кипяток по чашкам. На блюдце мужа лежал самый большой кусок торта, но он к нему даже не прикоснулся.
— Лёнь, начинай есть, пожалуйста.
— Не хочу, — бросил он и продолжил говорить с Вовой о машине.
Это что-то новое, подумала про себя жена.
— Лёнь, они же покупали, старались. Попробуй кусочек.
— Я на диете, — бросил он то ли в шутку, то ли всерьез.
— На диете? — изумилась дочь.
— Ага. Обруч каждый день кручу, — подмигнул он ей.
Они представили его — пузатого, кривоногого и усатого — крутящим обруч и засмеялись — все, кроме жены.
— Ну и как, получается? — спросила Маша.
— Никакого эффекта. Может, зря я его на палке верчу, может, на животе стоит попробовать. — Все засмеялись. — Хотя мать вон на животе крутит, а результат такой же.
Молодые смущенно посмотрели на хозяйку.
— Может, мне на йогу записаться? — спросил Леонид.
— На йогу не для похудения ходят, — сказала ему дочь. — А для хорошего самочувствия и хорошего настроения.
— Настроения? Тогда пусть мать твоя ходит.
Дочь и ее жених снова посмотрели на Лидию и, только когда та скривила шутливую рожицу, засмеялись.
— Ты сходи, я даже заплачу, — сказала Лидия. Это она так пошутила, но никто не смеялся, все только из вежливости улыбнулись и отвели взгляд. Главный юморист в их семье был Леонид. Из его уст даже самая глупая фраза звучала игриво и смешно. — Поешь тортик, — снова предложила она ему.
— Я сказал, что не хочу, — произнес он резко.
— Ничего, мам, — бросила дочь, пытаясь потушить пожар, чтобы он не разгорелся при Вове, — потом съест.
После ужина муж пошел провожать детей. В дверях она сказала ему, что они на машине, но он отмахнулся. Она осталась в доме вдвоем с сыном.
Лидия вернулась на кухню, села на табурет. Какое-то время она просто сидела на нем. Затем тяжело взглянула на грязную посуду, ждущую ее на столе и в раковине, на нетронутый кусок торта. Она слышала, как электричество бежало по кухне. Ветер обрушился на окно. Лидия взглянула на обручальное кольцо, вывернув правую кисть левой, — и расплакалась, негромко, но с большим потоком слез, смочивших и щеки, и полотенце. Изредка всхлипывая, она долго и тихо сотрясалась. Потом охнула, как охают, когда слезы иссякают, и вытерла лицо. Сделав глубокий, даже свободный вдох, она поднялась убрать со стола.