Лицей 2017. Первый выпуск

Выйду за околицу,
Посолю землицу,
Вырастет там деревце,
Вместо листьев — лица.
Соль-соль,
Соль-соль,
Моя сохлая душа
Да совсем засолена.
Соль-соль,
Соль-соль,
Да совсем засолена.
Обойду я деревце,
Посмотрю на лица,
Выберу знакомицу,
Мой близнец — девица.
Соль-соль,
Соль-соль,
Моя сохлая душа
Да совсем засолена.
Соль-соль,
Соль-соль,
Да совсем засолена.
Обойду я деревце,
Погляжу на лица,
Разыщу знакомца,
Гордая он птица.
Соль-соль,
Соль-соль,
Моя сохлая душа
Да совсем засолена.
Соль-соль,
Соль-соль,
Да совсем засолена.
Сорву первое лицо,
Спрячу в с-дверцею-кольцо,
Сорву дру́гое лицо,
Закопаю под крыльцо.
На одном деревце не виделись,
Не увидятся,
На одном деревце не слышались,
Не услышатся.
Никогда не встретятся,
Ни в соли, ни в боли,
Ни в радости
Раба Божья Александра,
С рабом Божьим, человеком
Своим Евгеньевым.
Аминь.

11

Овраг наглотался первого снега. Когда Саша вошла в дом, Пряжин не удивился, не испугался и не обрадовался. Он сидел один вместо билетницы. Календарных котят не было, вместо них календарные храмы благословляли нынешний декабрь. Сашино сердце забилось в конвульсиях об окружающие органы. Она увидела человека своего и, не справившись со счастьем, пустилась улыбаться. Пряжин потеплел в ответ. Поил Сашу чаем в крохе-кухне, на веранде — снежно, угощал черствыми сушками. Саше показалось, что на человеке ее — лучший свитер на свете без застежки. И вообще как красив человек ее. Разговаривались-разговаривались до всего на свете (как хорошо разговаривает человек ее). Лучшие души толпятся вместе в овраге. Саша не унималась про поезд, на котором сюда ехала, про Москву, в которой жила, про людей, с которыми дружила или/и работала. Вспомнили, что забыли про концепцию. Анна Геннадьевна не проследила, застряла навсегда в узлах и закрутах парижских эмигрантских архивов, которые ее малютке-музею вдруг передали. Саша расчеркалась на скатерти-журнале, разбросалась мыслями, смыслами, разрисовалась эскизами, планами комнат. Евгеньев заулыбался Зазнохе (а какая красивая улыбка у человека ее), понял, что она всё теперь для него сделает. Взять за руку — укрепить? Или помрет от счастья?

В кроху-кухню втиснулась девица с квадратной челкой. Взволнованно глянула на свой журнал, исчерканный будущим овражьего музея. Пряжин пододвинул ей табурет. Она принялась кусать бутерброд. Саша рассматривала ее синюю рифленую водолазку под горло и серебристые брюки. Пряжин представил Саше Женю-жену. Оттуда-вот-откуда родился Евгеньев. Всего-то-навсего Женин-муж. Словозащита. Дожевав бутерброд, Женя зацепила журнал выпиленными пальцами, выбралась из-за стола и ушла в туалет. Евгеньев сидел и смотрел, как подыхает его Зазноха. Душа лезла сразу наверх из макушки, сердце прыгнуло в матку, кости атаковали дом-тело мелкой дрожью. Евгеньев молча налил Саше воды в пустую чашку. Саша с тяжелым трудом отпила — обожглась, вскрикнула, резко встала, схватила куртку и выбежала из дома. Евгеньев молча и быстро пошел за ней. Во дворе Саша увидела кикимору, сидящую на заборе в старой шубе евгеньевской мамы. Кикимора пыталась раскусить заледенелого воробья острыми зубьями. Заметив смотрящую на нее Сашу, болотная удивилась и сказала: «Хэ!» Евгеньев вышел на веранду, Саша бросилась по снегу к лестнице, тащащей прочь из оврага.