весна идет. весне фонарь и компас.а мы наощупь как-нибудь,приткнемсядруг к другу мокро, слезно, осторожно«а можно?» — «можно».и вот такие, с красными руками,коленками и синякамиидем по руслу,и звенит река намтак грустномы провожалималенькую водув большую злую,пахнущую йодом.ты до крови кусал меня, целуяза гаражами.«Как человеческая тайна горит зеленая скамейка…»
как человеческая тайна горит зеленая скамейка.ты смотришь бронзово-китайно и застываешь много дней такна том же самом рваном кадре, а дальше треск и перемотка,а дальше снег, мороз и водка, здесь рассердеченная на трируки, то в кольцах, то не в кольцах, чинь-чинь, озвучен мертвый пластик.а мимо досвиданье-здрасте и думают, что мы пропойцы.а мы беседуем часами, прифонаренные уютно,но что-то ангелы поют нам такими злыми голосами.«Длинные столбы зеленой меди…»
Длинные столбы зеленой меди,Два быка сияющих крылатых.Улыбнись, прекрасная Геката,Только чуда ждет мое неведение.Пусть закружат хороводы ведьмы,Засвистят сквозь ледяные ветвиСтрашные резиновые ветры,Тонкие рубиновые смерти.Тело бело и стоит на поле,Телу больно, но нездешней болью,Красною сосновою короюЛес стоит за всю меня горою.Падает на всю меня горою.Оттого ли нас огонь не греет.Где-то на опушке тело зреет.Гнет его бумагу в оригами,И поет и плачет над снегамиЧья-то ненасытная векамиНенависть не бросившего камень.И любовь не бросившего камень.«Чтоб не ругались мама с папой…»
чтоб не ругались мама с папойя в бога начала молитьсяи если батя трезвый добрыйспасибо господи тебеа если батя злой и пьяныйпрости я снова согрешилаи снова плачу на заборепрости прости меня простикогда деревья были вышемне все хотелось дотянутьсяно нифига не дотянуласьи до сих пор еще тянусьне лазь сыночек по заборамне повторяй моих ошибоккто накосячил, тот и лезетиди ка лучше поиграй«За три минуты сделайте три фонарика…»
1За три минуты сделайте три фонарика.Как звали сына Марии и плотника?Мы придумывали задания для алкашей и нариковВ ребцентре, в кабинете соцработника.Соцработнице не до брейн-ринга, они со швеёйОбсуждают беременность, всхлипывая в подсобке.Юрка, мой кудрявый амиго, ое-ёй,Мы-то с тобой здесь тоже не для массовки.Кто нам-то с тобой посветит потом.На нас тоже рассчитывай картон,Иже еси на небеси…И имя сына произнеси..2Это была республика ШКИД.Сестренки мои.Братишки.Лица ваши и голоса на мне, как на пленке.В одно цветное, дрожащее сложенные.«Что рисуешь? — Да внутреннего ребенка.— Ты дорисуй ему, пожалуйста, мороженое»«Отец возвращается с колыма…»