Лицей 2018. Второй выпуск

Она там, кажется, сидела за столом в другом углу и дула пиво. Он еще заметил, что перед ней два или даже три пустых бокала. Узбечки, которые здесь работали (в каких-то полукимоно), ночью тоже впадали в оцепенение и не убирали. Пару раз он заметил, что она на него смотрит в упор, не смущаясь. Но и тогда ничего не подумал. Пырился в телефон. Она подошла. Попросила зарядку. Сразу на «ты». Он сам заряжался, но уступил. Она принесла свое пиво и села рядом.

Кажется, за все оцепенелое сидение в пустом зале, тянувшееся вечность, они не перебросились и двумя десятками слов. Но и напряжения, что вот, к тебе подсел неизвестно кто и неизвестно зачем, тоже не было: выключенность. Да. Это как в очереди к ветеринару, где кошки и собаки игнорируют друг друга: Олег однажды… О чем-то, конечно, заговаривали, но… как вышло, что она пошла с ним и к нему, Олег не помнил. Хотя и был относительно трезв — может, два пива выпил. Ей тоже очередное купил, даже не спрашивая. Почему он, абсолютно трезвый, безо всякого там волнения, энтузиазма или что там бывает, безразлично так (но и странно уверенно при этом, целенаправленно) повел трахать незнакомую пьяную деваху из кабака, Олег и не понимал, и не помнил. Это была какая-то зомби-форма жизни. Тульский электричкотреш. Отключение всех систем, не затронувшее, впрочем… Вот странно: он спал по часу в сутки, а у него постоянно стоял, как каменный. Иногда сквозь дрему ему казалось, что он так и проехал два двадцать два с бессмысленным, бесчувственным, чисто техническим стояком. Он вел ее по темным дворам, а у него уже ломило джинсы, и было странно-постороннее знание, что всё сейчас будет как отбойный молоток, хоть до утра.

Это же отсутствие всякой мысли сыграло злую шутку: когда он, пошуровав в темноте в чужих шмотках (сам-то гондонов не держал, но у холостого Юрца должны были быть) и не отыскав, ничего по этому поводу не подумал, а пошел к ней. (Она, как это ни смешно, действительно заряжалась, полураздевшись на диване и упершись взглядом в яркий экран.) С уверенностью постороннего убрал телефон, одной рукой задрал ее футболку и сжал грудь, другой пощупал — надо же, а ведь по ее отрешенности можно было подумать, что она не хочет, — хозяйски вошел. Но она оказалась такая тугая. И (или) как-то инстинктивно сжалась, так что он вдруг ощутил ребра жесткости собственного члена. И понял — как оттаял, как Кай, — что не «до утра». Вообще не до утра. Но все же в ту ночь он был крут. Она кричала дважды, прежде чем он реально готов был прерваться и выложить ВЕЧНОСТЬ на ее животе.

Под утро он бредил, и неудивительно.

Серо рассветало, предметы в комнате набухали и теряли очертания, и он, проваливаясь в дрему, думал, что она уйдет, но она лежала рядом, от нее ментолово пахло его же гелем для душа, и она была странно чистая. Странно домашняя.

Утром оцепенение вернулось, но другое. Он не знал, как ее выкурить, попросить из дома, напоказ, почти посмеиваясь незнакомой киношной ситуации. Причем все более киношной, и человек, за которым он словно наблюдал со стороны, спускался все глубже в ад-карнавал. Ему надо было звонить жене в Барнаул. Он не стал суетиться и сочинять, а так и сказал. Газоза не смутилась, не разозлилась, а ушла на кухню и спокойно пила там чай с виски, пока он в комнате, ежесекундно дергаясь, пытался разговаривать с Ариной по скайпу. Нервы сдали уже через минуту, он выключил камеру, соврав: «Что-то со связью», а остальное время боялся, что эта девица сейчас подаст голос.

Он дергался и после. Нашелся: «Позавтракаем?» И пока она собиралась, нервничал все сильнее, как будто приходилось медлить на месте преступления, откуда надо сразу было сбежать. Они дошли до метро, где в той же стекляшке… Правда, теперь не в сушарне: рядом работала «Шоколадница». Там Газоза что-то назаказывала, он выпил два пустых американо подряд, с трудом удерживая себя здесь. К тому же официантка явно ее знала и кидала на Олега странные взгляды. Ощущение катастрофы разливалось в нем, и, сколь быстро бы он ни бежал (а он оперативно смылся из кофейни, чмокнув Газозу в щеку, но тут же тайно, огородами вернулся домой, а днем уехал в Тулу), оно настигло-захлестнуло, сбило с ног, как ядерной волной.

Потом-то он хладнокровно посмеивался над собой, точнее, недоумевал: что это было?.. Хронический недосып и перенапряжение оказались слишком серьезным испытанием, и, видимо, всё, что он видел вокруг, в запыленной Туле, в ярких электричках, расстреливающих ночь, в какой-то мере было сном разума. Вроде и похоже на реальность, а только тронь — все закачается, как отражение в воде. На второй, на третий день его скручивала жесткая, до неадеквата, паранойя. Кто бы поверил, что его, взрослого мужика, будет всерьез колбасить от страха СПИДа, фобии, уверенности, что он заразился от уличной шлюхи, явной уличной шлюхи, просто краснокнижной, разрушил семью, разрушил свою жизнь.