Лицей 2018. Второй выпуск

Когда приехали к каким-то гаражам не гаражам, постройкам не постройкам и заборам (на «ниву» с энтузиазмом побросал ась цепная собака), солнце почти ушло за лес. Выйдя из машины, Олег якобы с удовольствием размялся, на самом деле — выгадывал время, чтобы оглядеться. За постройками и за еще одним забором высилось кирпичное здание типа школы — видимо, сам центр. Далее Гремио-2 проконвоировал его до ворот какого-то теперь уж точно гаража. Отпер. Пропустил вперед, в темноту, и помедлил, прежде чем повернуть выключатель.

Ничего страшного Олегу не открылось — только бешеный хлам, пробраться через который можно лишь виртуозу. От пола до потолка всё громоздилось, висело, нависало: новые покрышки, старые столы, коробки, коробки, коробки. Непонятно, как сюда удалось это впихнуть.

Гремио закрыл двери, и Олегу стало неприятно, хотя до сих пор он старался если не подавлять, то контролировать это в себе — слабое подобие паники. И не в такие передряги попадали, конечно, но здесь, неизвестно где, когда никто не знает, куда ты поехал (вот это он накосячил)… Такой вариант был бы уж совсем нерациональным и в комикс-духе, но если этот «Здраво»-маньяк решит его тут замочить, никто и никогда не найдет ни косточки. Интересный сюжет, кстати (явился Олегу к «замочить»). Затворнический реабилитационный центр, практикующий каннибализм ввиду общей дикости и экономии на тушенке. Короче, он развлекал себя чем мог.

— Раздевайся.

— Ого.

«Еще и с извращениями».

Конечно, звездочка подтанцовки предупреждал (а), что обыщут, так что можно слишком-то не вибрировать.

Подрагивая, впрочем, потому что было холодновато для подобных процедур, Олег тупо и долго прикидывал, куда что можно положить, и неловко переступал босыми ногами по примятым ботинкам, прежде чем и ботинки пришлось отдать.

— Нагибаться? Смотреть будете?

Гремио глянул на него с сожалением, как пастырь на заблудшую овцу.

— Наша философия такая. Если что-то найду. То. Заставлю сожрать в десять раз больше. И запихну обратно в поезд.

— О, так у вас и запасы есть.

— Пошути, пошути.

Он закончил прощупывать швы и бросил вещи на коробки:

— Сиди тихо и жди.

И ушел, заперев гараж снаружи с нарочито громким лязгом.

Прекрасно. Олег огляделся. Это ж надо — столько он хотел прочитать, всё откладывал, не успевал в метро и т. д., а оказался здесь, и без телефона. Знал бы — хоть бумажную книжку бы взял… Впрочем, тусклый свет под самым потолком, подпертым ящиками, вряд ли позволил бы всерьез почитать.

Прошло пять минут, а может, пятнадцать (наручные часы Олег сдуру тоже не взял, нипочему: в фотосессиях из «Яблока Евы» замазывают же зачем-то часы и татухи еще тщательней, чем лица), и он понял, что это будет очень долгий вечер наедине с… Во-первых, здесь было холодно, даже когда раздевался, — Олег, которого в тот момент слегка колотило от выброса адреналина, холода поначалу не почувствовал. Теперь, поплюхавшись, пощелкав пыльными кнопками, он включил наконец обогреватель, работавший по принципу тепловой пушки, и долго заглядывал в его жерло: а нет ли там раскаленной спирали, не пожжет ли ему в этом карцере кислород. Пахло погребом. В буйной юности, можно сказать, в детстве, Олег читал Лимонова, «Лимонку» и вообще всё (из этой серии), что алтайскому подростку было доступно. Так вот, из многочисленных советов доброго дедушки Лимонова, на месте которых сейчас — звенящая пустота, осталась только ерунда вроде «как правильно жарить мясо» да страстные проповеди: не ходите в наушниках!., не слушайте музыку!.. Иначе вы окончательно разучитесь думать, оставшись наедине с собой, не будете иметь такой привычки — думать!.. Ну что-то в таком духе; интересно, например, что Газоза, когда они выходили на улицу, не ходила без наушников. То есть она втыкала затычки, включала Energy и только после этого общалась с собеседником. Олег поймал себя на том, что может брюзгливо прибавить: «Поколение Газозы». Да более того, бывали моменты, когда он… ну не то что приставал всерьез (когда всё переходило к серьезному, он просто властно забирал из ее рук телефон) — так, немного дурачился, для начала. А она валялась с телефоном в режиме серфинга по соцсетям и никак не могла отлипнуть. В полумраке горящий на максимуме экран ее «Моторолки» (на которую он, кстати, добавил) расставлял акценты особенно ярко. Олег ржал, потому что вот эта сцена точно выглядела абсолютно педофиличе-ски. Девочка, уткнувшаяся в чатик, — гимн инфантилизма. Но и еще чего-то. Не совсем «равнодушия», «пренебрежения», всё не то. Какого-то превосходства над старшим, забавнонаплевательского. То, что всегда демонстрируют подростки. Попавшие. В такие. Отношения.

Она ничуть не изменилась. Он думал, что повзрослела. Хоть волосы мучить перестала. Теперь она была не оглушительно-обесцвечена, а такой… смокший эффект светло-русых волос. Так делал Кобейн, а до него Мадонна — короче, несовременно, но очень свежо. Так ей идет больше. Она пригнулась, чтобы не стукнуться о железку.

— Привет…

Сталкер остался сторожить их на улице.

Она улыбалась; Олег тоже, кажется, глупо улыбался.