Третий момент вчерашней ночи — мы с Никитой смотрим друг на друга в парке, пока Соня лежит в сугробе. Чёрная ночь, и мы вдвоём под колпаком из снега и света фонаря. Моя мечта сблизиться с ним, пока Соня не видит, осуществилась буквально. Она была настолько пьяна, что скидывала ботинки, а мы надевали их обратно.
Когда мы подошли к дому, у меня в руке был дворник от машины, у Никиты — черенок от лопаты, а у Сони — ничего, она вообще еле стояла на ногах.
Мы зашли в лифт, я нажала дворником кнопку «1», и пять минут мы не понимали, почему лифт не едет. Я сказала:
— Ничего не соображаю.
— А я вообще нет, — ответил Никита, и это, скорее всего, значило «я тоже». Мы посмеялись.
Дома Соня упала замертво на кровать, а мы, хоть и легли, долго не могли заснуть, смотрели друг на друга и улыбались. Я закрывала глаза, но чувствовала, что он смотрит, снова открывала и хихикала в одеяло. Мы лежали лицом к лицу и не могли перестать глядеть друг на друга. Через какие-то несколько часов уже нужно вставать.
Я проснулась последней. Дико раннее утро, темно. Никита встал и сел за стол с ноутбуком. Соня была на кухне. Она вошла и спросила, что мы хотим на завтрак. Мы сказали: кашу. А она ответила: «Вот сами и делайте». Хм. Очень в духе Сони, когда она не в духе.
Но мои мысли занимало другое. Я и Никита. Заснули мы нормально, а проснулись, держась за руки. Он что, взял меня за руку, пока я спала? Не может быть…
То, что Соня злится, заставляет нас с Никитой стать нуклеарнее. Сидим на кухне и беззаботно проводим утро: показываем друг другу любимые клипы. Как маленькие дети, которые приносят все свои игрушки, когда в дом приходят гости. И хотя наши вкусы абсолютно не совпадают, нас это не смущает — мы слишком увлечены процессом.
А мрачная Соня судорожно собирается в спортзал. Спортзал? С похмелья? В такую рань? Что с ней не так? Она собралась быстрее, чем закипел чайник, и вышла. Я взяла чашку со словами:
— Что-то не так с нашей Соней.
Тут она снова вошла, забыла ключи. Ушла. Продолжаю:
— Мне кажется, между нами с Соней портятся отношения. Она очень остро реагирует, когда знакомит меня с кем-то, воспринимает каждое моё проявление внимания как недобрый сигнал. Ты можешь сказать ей, — я взяла его за плечо, потому что лиса, — можешь объяснить, что мы с тобой просто общаемся, что между нами ничего нет и не будет?
Будет. Тс-с, тихо. Я знаю, что делаю.
— Да, — говорит он, — хорошо. Я просто поговорю с ней, и всё станет как раньше.
Никите к первой паре, мне ехать на работу в электричке на Марс. Мы допиваем чай, и он довольно быстро уходит. Прощаемся в лифте на первом этаже. Я поднимаюсь наверх. Достаю из шкафа его рубашку и обнимаюсь с ней.
Тут в дверь квартиры стучит девчонка — соседка по площадке (у нас с ними общий вайфай) и говорит, что отключили интернет, а ей он срочно нужен. Я понимаю, что кот Педрила опять перегрыз провод от роутера, но перед ней удивляюсь: «Да? Ну надо же!» Не хочу решать этот вопрос. Говорю, что сейчас позвоню в техподдержку. Ищу телефон, нахожу его в кармане пальто, вижу эсэмэс:
«Соня так отреагировала после того,
как я сказал ей вчера, что влюбился.
Я не хотел её обижать, но и не мог
это просто так оставить. Если хочешь,
я скажу, что просто не буду
у вас появляться, или что-нибудь в этом духе.
Но я бы очень не хотел,
чтобы это было на самом деле».
— Подержи мой телефон, — говорю я девчонке, запихивая правую ногу в левую кроссовку. — Мне нужно бежать!
Через минуту я у метро, хотя даже не представляю, куда собралась. Я просто знаю, что Никита сейчас в центре, и хочу его увидеть и сказать, что он мне тоже… Нравится.
Написала ему эсэмэс. Застыла. Не слишком ли вызывающе я выгляжу? Высокие бордовые кеды, узкие бирюзовые джинсы, короткий серебристый пуховик и белая ушанка из кролика. Возможно, нескольких. Японская уличная мода. В Питере я бы так не оделась. Даже для Москвы это слишком дерзко. Ладно, это же центр. Я осмотрелась. Вокруг три человека: девушка в дизайнерских меховых лохмотьях с сумочкой из страз, парень в костюме биатлониста, балансирующий на одноколёсном велосипеде, и азиат в свитере и пляжных тапочках, надетых на шерстяные носки. Всё хорошо.
Успокоилась, присела на скамейку на Белой площади и размякла в порыве умиления от того факта, что я ему тоже нравлюсь. Говорю себе: «Надо же!», смеюсь, кладу лицо в ладошки. Женщина рядом искоса поглядывает. Я в порядке. Снова собрала себя в кучу. Снова посыпалась, когда вспомнила его улыбку. Я сменила три агрегатных состояния, пока ждала ответа на эсэмэс: «Ты так сильно влюбился, что не мог помолчать?» И вторую: «Я не слишком грубо спросила?»