Лицемеры

— Самое прекрасное в мире сотворено нарциссами. Самое интересное — шизоидами. А самое доброе и сказочное теми, кто от быта житейского предпочитает голову прятать в песок. Уж не знаю, как еще бы я на его месте уживался с женушкой, подобной твоей матери, ты уж прости…

— Ты еще будешь его оправдывать? — нахмурился Дик.

— Оправдывать — это первое, чем в совершенстве должен овладеть любой великий писатель, — хохотнул толстяк. — Если твой отец не нашел слов, чтобы усидеть в доме твоей матери и дальше, значит, вряд ли мы его найдем в списках литературных легенд. Но мы поищем…

— Кевин Боттом, — напомнил Дик.

Синие глазки кропотливо обшаривали экран. Жирный палец кружил на сенсорной панели, словно фигурист на льду. Но к разочарованию Дика, это не прекращалось. Чип никогда не заставлял себя так долго ждать, он всегда избирал единственно верный и короткий путь к цели. И если они до сих пор не у цели, значит, ее попросту не существовало.

— Наверное, он, как и большинство в наше время, издался за свой счет, — предположил Дик. — Будет иронично, если через Большой Дом Куэй.

Тогда я мог бы ему от лица компании перезвонить. Доброго времени суток, отец. Не желаете, чтобы я нарисовал обложку к вашей книге?

— Не знаю, но в библиографической базе данных имени такого нет.

— Да и черт с ним, — сказал Дик, — я больше задаюсь вопросом, как быть с Питером…

— Убить его, чего ж еще, — удивился Чип. — Я ведь правильно понял, исходя из твоих слов, что он пришел в ваш дом из ниоткуда? Растрогал Долорес готовностью тебя усыновить? Но по итогу унижал тебя за ее спиной, и тихо ненавидел в ее присутствии? Вынудил тебя покинуть дом, на который у тебя прав больше, чем у него? Обрек на скитания, неблагополучие и неуверенность в себе? Превратил в параноика, что паталогически не доверяет словам даже близкого человека? Оправдал свое непоправимое влияние на твою психику твоей же дурной кровью, и сам же в это по итогу поверил? Настроил против тебя родную мать? Все верно? Как по мне, это запущенная и неизлечимая стадия лицемерия, что устраняется разве что принудительной смертью…

— Да ну его… — Дик передернул плечами. Чип за полминуты резюмировал всю его боль, которую он испытывал три десятка лет. Из чужих уст это звучало еще невыносимее, но все же… — провести остаток жизни за решеткой из-за него как-то совсем уж глупо…

— А кто сказал, что убьешь его именно ты? — удивился Чип. — Проблемы со сном рано или поздно уложат если не в кровать, то в могилу, совершенно любого. За домашними заданиями по ночам сидеть мы его, конечно, уже не заставим. Но у него есть умные часы…

— Он их выбросит, если те свихнутся, — отбросил идею Дик.

— Нет, признаков безумия они подавать не начнут. Я сгенерирую вредоносное ПО, что станет синхронизировать его умные часы со всей техникой неподалеку, в которой только наличествуют динамик и звуковая катушка. Они станут срабатывать во всю мощь всякий раз, при условиях, которые мы настроим. Например, всякий раз, когда его часы будут фиксировать по пульсу и частоте дыхательных движений наступление фазы быстрого сна… В конце концов, либо он будет вынужден поселиться в пещере, чтобы поспать, либо… По меньшей мере, в течение одного месяца, в его истощенном организме запустится раковый процесс…

— Да ты просто дьявол, — присвистнул Дик. Мысль о том, что Питер будет плакать, умоляя Бога и всех вокруг дать ему хоть немного поспать, вызывала в нем широкую улыбку.

— Тогда за дело, — толстяк наклонил себе экран ноутбука поудобнее.

— Подожди…

Чип вопросительно завис. В голове Дика вдруг всплыло непрошенное воспоминание. Питер и он, шестилетний Дикки, сидят бок о бок на полу перед широким экраном телевизора, а в их ладонях джойстики, и они играют в гоночки. Питер постоянно выигрывает заезд, даже когда поддается, отчего маленький Дик каждый раз рыдает навзрыд, веселя своего — как ему тогда казалось — отца и свою мать, заглядывающую на шум в зал. Леона тогда еще на свете не было.

— Знаю, глупо ждать от такого человека слов, что выставят его уязвимым, неправым… — Дик замялся. — Ведь он никогда еще не признавал свою ошибку, даже если это казалось очевидным…

— Но?..

— Но мне бы хотелось убедиться, что он хоть немного раскаивается.

Толстяк расплылся в щербатой ухмылке.

— Ты же понимаешь, насколько это глупо. Ты сам только что сказал, что Питер никогда не произнесет слов, что выставили бы его перед тобой в виноватом свете. Даже перед другими. Мы можем подслушивать его разговоры с твоей матерью или с братом, но и там он сохранит непоколебимое лицо, ведь так?

— Скорее всего…

— А может, он вовсе и не силится его сохранять? Может, он действительно считает себя правым всегда? Этого мы никогда не узнаем. Если только…

— …не залезем ему в голову? — глаза Дика полыхнули фанатичными огоньками.

Толстяк медленно поправил на шее галстук.

— Нет ничего невозможного. Ради благого дела, можно и такое провернуть.