Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Распутиновщина продолжает давать свои отрыжки и продолжения. До нас она докатилась, например, в лице Н. Муравьева, нашедшего себе у нас благоприятную встречу в лице С. Шлеева. Это улыбающееся, как бы любезное отношение к простым верующим людям, таящее за собою тенденции использовать и эксплуатировать верования людей для своих целей. Удивительно, как трудно подойти к простой вере простых людей с открытой душой, с открытыми ушами, чтобы слышать! Одни совсем отрицают за человеческими верованиями и их преданиями значение реального опыта, по крайней мере столь же значащего, как опыт физического, химического и биологического естествознания, доходя в крайности своей до отрицания raison d'etre гуманитарных факультетов. Другие делают еще гораздо худшее, усматривая в человеческих верованиях удобную почву для своекорыстного овладения людьми и их душами! Первое – это верхоглядный «позитивизм» и рационализм. Второе – гораздо худшее: это распутиновщина с его многоликими проявлениями!

Утверждают лицо в Боге потому, что не знают ничего в мире и жизни выше, чем лицо.

Отрицают личное в Боге потому, что знают в личности лишь эгоистическое, лишь фокус самоутверждения.

Кто как настроен в своей жизни, в своем представлении о личном и о лице человеческом, так и судит себя в своих заключениях!

В том, как наши так называемые «эс-эры» думают творить историю, есть коренное недоразумение. Девиз, что «в борьбе обретешь ты право свое», не замечает всей пропасти между творческим демократизмом сверху, знающим борьбу сильного с собою во имя слабого и малого, и малодушным демократизмом снизу, влекущемся одним эгоистическим самоискательством. Правда была бы в девизе «В борьбе обретешь ты правду свою» – в борьбе прежде всего с самим собою во имя высших обязательств перед теми, кто несчастен, мал и слаб! Мелочное малодушие самоискательства не может построить никакой общественности, ибо без идеализма нет сил и потенциала для творчества, и в особенности для творчества общественного.

Плоха и сомнительна та истина, которая видна только при определенных, совершенно исключительных условиях. Подлинная истина видна отовсюду, лишь бы люди сумели открыть на нее глаза!

22–23 сентября 1923

К психологии и физиологии веры: Ц. Ложье описывает критическую минуту расстроенного отряда вице-короля под Красным глубокой осенью 1812 года. Военная спайка еще держится. Вице-король своей речью еще может во-одушевить солдат; «и солдаты, которые за минуту до того чувствовали себя изнуренными и подавленными, нашли в себе остатки прежней энергии, их лица озарились тем же светом, какой в былые времена предвещал победу».

Но вера иссякает – сил для нее все меньше и меньше! По дороге от Коханова к Бобру «император дал разрешение брать в артиллерию всех лошадей, какие только понадобятся, не исключая и лично ему принадлежащих, только бы не быть вынужденным бросать пушки и зарядные ящики. Наполеон первый подал этому пример, но, к несчастью, мало нашлось подражателей». Вера кончилась, не действует уже геройство!

Начинается тогда жизнь по Дарвину: «… нет больше друзей, нет больше товарищей. Жестокие друг к другу, все идут, одетые в какие-то нелепые лохмотья, смотря вниз и не произнося ни единого слова. Голый инстинкт самосохранения, холодный эгоизм заменили былой душевный пыл и ту благородную дружбу, которая обычно связывает братьев по оружию». «Все шли наудачу, руководясь своими соображениями. Инстинкт самосохранения брал верх, и каждый искал спасения только в самом себе, полагался только на свои силы».

Дарвинистические принципы жизни возгораются там, где жизнь оскудела, и они могут поддерживать лишь оскудевшую, иссякающую жизнь, где осталось одно бессодержательное стремление удержать существование. ‹…›

Нет более эгоцентрического и эгоистически-индивидуалистического принципа, как дарвинистический принцип борьбы за существование. Это последний отклик протестантско-индивидуалистического распыления человеческого общежития!

И дарвинистический принцип не способен ничего организовать или созидать. Он отмечает собою последний распад и дезорганизацию человеческого общества и, вместе с тем, поддерживает этот распад, делает его принципиальным и сознательным.

Дарвинизму пришлось прибегнуть к дополнительным допущениям «постоянного перепроизводства» жизни, чтобы как-нибудь объяснить возможность роста и организации жизни при царстве борьбы за существование. Перепроизводство жизни – это Deus ex machina, долженствующий выручить из всеразрушения и оскудения, вытекающего из мертвой борьбы за существование!

Удивительная диалектика человеческих идей! В тот момент, когда идея становится наиболее бессодержательной и формально – пустой для индивидуума, она становится наиболее индивидуалистической! Пустое место «борьбы за существование» ‹…› делается началом чисто индивидуалистической борьбы при иссякании последних истоков общественности и «общего дела» между людьми! Лжемудрый змий грызет у себя свой хвост!