Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Успокаиваемся для прошлого, чтобы быть во всеоружии перед лицом наступающего! Наилучшим образом мы встречаем «среду», узнаем ее, приспосабливаемся к ней, когда забыли о себе! И большею частью мы «приспособляемся к среде», чтобы не чувствовать себя. Когда мы себя не замечаем, тогда все кажется объективным. Оттого так долго не примечается «трансцендентальное», внутреннее, «субъективное», своя внутренняя деятельность, незаметно вносимая повсюду!

Человек возвращается к равновесию в себе для того только, чтобы снова воспринимать внешнее. ‹…› Но когда же возникает мысль о «субъективном»; и что нужно, чтобы для человека все стало опять объективным?

Эпический характер – более успокоенный за себя. Аирический характер – всегда обеспокоенный внутри. Германский характер – внешний, спокойный за себя, направленный на «объективное». Еврейский – лирический, страждущий внутри! Первый занят по преимуществу внешним; второй по преимуществу внутренним!

«Первой добродетелью всех действительно великих людей является искренность. Они вырывают лицемерие из своего сердца, они бестрепетно обнажают свои слабости, свои сомнения, свои пороки. Они вскрывают себя. Они выставляют напоказ свою обнаженную душу, чтобы все их современники узнали себя в этом образе и изгнали из своей жизни разъедающую ее ложь. ‹…› Великие писатели не имеют низкой души. Вот в чем их тайна. Они горячо любят своих ближних. Они великодушны, у них всеобъемлющее сердце. ‹…› Видите ли, господин профессор, сострадание – это самая основа гениальности» (Поль Гзелль. Беседа Анатоля Франса. – Новости иностранной литературы. М., 1923, с. 106–108). За одну эту превосходную страницу отпустится многое, многое Анатолю Франсу! ‹…› Но как легко принять «словесное вдохновение» за подлинную любовь к людям, за подлинное сострадание и милосердие, готовые идти за друга и брата до креста и смерти.

2 сентября 1923. Петроград

Установить «закон», которому в самом деле подчиняются факты, это значит установить нечто постоянное в вещах, нечто такое, что не изменяется от времени; в предельном своем понятии закон есть по существу нечто не зависящее от времени, нечто вневременное! Таковы законы геометрии, как их успел разглядеть в пестроте вещей художественный взор древних греков. Таковы законы механики, как их уловило созерцание Галилея. Таковы принципиально и все законы, которые разыскиваются с тех пор физиками, химиками, биологами.

Если тут и привлекается иногда время, когда от него невозможно нацело абстрагироваться, то в качестве лишь координаты, относительно коей можно было бы изложить устанавливаемый цикл зависимостей по тому же типу, как мы устанавливаем закон изменения кривой в зависимости от координатной оси абсцисс. Это время не как фактор, влияющий на течение событий, а как порядок распределения вещей, в сущности нечто пространственное.

Даже там, где в сложных течениях истории мы улавливаем закономерные постоянства, «эпохи-типы», для которых как будто выясняются своего рода законы истории, дело идет о чем-то постоянном среди текучего, о чем-то неувлекаемом и неизменяющемся от времени, о чем-то вневременном!

Раз перед нами «закон», то тем самым тут нечто постоянное и вневременное, независимое от времени, т. е. при всяком течении времени повторяющееся по-прежнему! Эпоха-тип – это такой отрывок исторического потока, для которого время уже не играет роли и в границах которого время остается не более как t, координата распределения отдельных элементов зависимости.

Таким образом, и идеальное постижение мира рисуется нашему духу как уловление его в завершенный, более не изменяющийся, более не предвещающий никаких неожиданностей, постоянный и откристаллизованный цикл, для которого более нет истории, нет судьбы, нет времени, за исключением одного лишь t – этой условной, пространственной по существу, координаты! ‹…›

И тем не менее наша мысль чувствует и догадывается, что лишь искусственная абстракция дозволяет нам рассматривать вещи вне времени. ‹…› Всякая отдельная «вещь» в мире, всякое отдельное подлежащее, о котором мы пытаемся высказываться, есть относительно постоянный, относительно устойчивый отрывок текущей реальности, который мы условно принимаем как «постоянный» и «вневременный», но который в самом деле непрестанно стремится расплыться в своих границах и утечь во времени!

18 сентября 1923