Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Власть на высоте своего призвания должна быть совершенно незаметной для своих подвластных, за исключением только тех случаев, когда подвластные делают преступления против Добра. На это скажут, что от властвующего требуется слишком большое самоотречение, ибо ведь ей хочется признания и награды, по крайней мере, явной благодарности от тех, на кого она тратит свои труды. Но ведь это будет уже курьезно – для вызова знаков признания и благодарности со стороны клиентов обращать их внимание на себя какими-нибудь специальными проявлениями своей наличности, т. е. как раз тем, что уже выходит за рамки границ подобающей деятельности власти. Ибо подобаю-щая деятельность власти должна быть неосязательною, незаметною; и она добра лишь постольку, поскольку не заявляет о себе опекаемым людям!

В этом отношении деятельность божественной власти в Истории вполне на высоте идеальной власти, ибо незаметна, недоказуема для подвластных, разве только сами подвластные будут искать поскорее ее явного обнаружения и пришествия. «Глаголю же вам яко не имате мене видети, дондеже приидите егда речете: благословен грядый во имя господне» (Луки, 13, 35). Во всех прочих условиях людям предоставлено утешать себя утверждением, что божественной власти в мире вовсе нет и потому они могут вести себя как совершенные анархисты, чистые «приспособители среды к своим потребностям», чистые адепты технологического мировоззрения sans gene.

Подлинно добрая Власть должна нести на себе самый тяжкий из трудов мира – обслуживание подвластных – вполне безвозмездно. Это в самом подлинном смысле слова «раб рабов Божиих», но не говорящий сколько-нибудь слышно даже и этих слов о себе!

Добрая власть должна быть неприметна для подвластных, и чем она неприметнее для них, тем ближе к норме своего призвания.

Наихудшая власть та, которая постоянно о себе заявляет и старается проникнуть со своими заявлениями во все детали вседневной жизни подвластных. Когда власть заявляет о своем бытии слишком часто, претенциозно и надоедливо, это значит, что близка революция.

«Восстание ангелов» Анатоля франса (русск. пер. М. Муратова. Москва, 1918) – книжка очень говорящая о переживаемой нами эпохе, рядом с русской революцией, с хулиганством Хулио Хуренито в его «учительстве». Революция в душах человеческих гораздо глубже, чем кажется нашим современникам, все еще думающим, что «это ничего», что еще можно сторговаться и кое-как возвратиться к устоявшемуся буржуазному «comme il faut».

Несомненно, что полухристианство – явление столь же противное, как и «полудевство», – не может выдержать посыпавшихся на него ударов. Христианство без подвига, без креста, без отречения от имения, от родства, от жены, от самой души, должно прийти к разоблачению. «Добро есть соль; аще же соль обуяет, чем осолиться? Ни в землю, ни в гной потребна есть: вон изсыплют ю.

Имеяй уши слышати, да слышате» (Луки, 14, 34–35). Обуявшее и утратившее соль глаголемое «христианство просвещения» иссыплется вон историею и словом Божиим.

Но авторы вроде А. франса, профессора А. Древса и т. п. очень ошибаются, если думают, что, стреляя по «христианству просвещения», которое они знают, попадают своими снарядами в подлинное христианство Христа Спасителя! Если снаряды Древса хватают всего лишь в профессорское успокаивающее теологическое мурлыканье протестантских мудрецов германизма, то стрелы А. франса имеют в виду одно лишь папистское католичество с критерием истины на Папе, с римским кесарством в гордой поповской рясе, осмелившимся провозглашать себя за «едину вселенскую апостольскую»!

«Восстание ангелов» – это трагедия римского католичества, великой карикатуры на Христову церковь, поселившей неизбывающий в человечестве соблазн, будто дело поповства и папизма и есть дело «иудейско-христианского Бога».

Собственно направление мысли франса то же самое, в котором двигались наши Мережковский с его «воскресшими богами», с восхищением Юлианом Отступником, В. Розанов с его хулением Христа и христианского подвижничества в интересах половой свободы и т. п. неоязычники, вздыхатели по античному миру, у французского автора эти вздохи облечены в изящный смешок и элегантную легкость. Рассыпаны живые интересные мысли, милое остроумие, блестящие странички по истории человеческой мысли. Только тяжело, что эти странички наполнены едким издевательством над образами и символами, в которых человечество пыталось воплотить свои скорби, недомогания, чаяния, потребности и верования! Не хватает любви к человеку, чтобы участливо войти в то, что он говорит, чего хочет, ждет, во что верует. Жалок человек, жалки средства его слововыражения, убоги попытки его высказать то, что щемит его душу и что подает ему надежду и силу, чтобы жить в мире. Но смеяться ли над ним за его убожество?