Лицо отмщения

– Но я же... – ошеломленный Лис бросился к напарнику. Никогда, ни ночью, ни днем его стрелы не давали промаха, а уж с такой-то дистанции!..

Между тем овладевший рыцарским мечом настоятель Клервоской обители, каким-то невероятным скачком перепрыгнув через лежащего на земле рыцаря, бросился к потомку Ангуса и, вопя что есть мочи «Смерть адскому исчадию!», опустил клинок на шею Андая...

И будто облако опустилось на поле боя, и когда поднялось оно, все стояли, бросив оружие и оглядываясь, точно спрашивая: «Что происходит здесь и для чего все это кровопролитие?»

«...И было пролито слез боле, чем дотоле крови, и нигде не могли сыскать ни Бернара из Клерво, ни его рыцарей, точно и не было их, а было то видение, злокозненная навь».

Князь Мстислав, король Гарольд III, въезжал в молчащий Лондон. При виде нового короля жители в знак покорности склоняли колени и опускали головы, будто подставляя шеи под удар топора. Рядом с князем, бледная от болезни и от всего пережитого, ехала одетая в траур Матильда. И поднявшись с колен, лондонцы бросали на нее благодарные взгляды, полагая, что только ее заступничеству обязаны они избавлением от справедливой кары.

– Нерадостно начинается ваше правление, мой государь. – Едущий рядом с королем Гарольдом толмач чуть пришпорил коня и оказался совсем близко от Мономашича.

– Нерадостно, – подтвердил тот.

– Эти люди боятся вас, ибо полагают, что вы станете мстить им за своего тестя, которого они страшились пуще чумы.

– Всякий бунт – зло, – коротко ответил король. – Зло и помрачение разума.

– Я знаю способ, как сломить их недоверие.

– Как же, многомудрый отче?

– Мне доподлинно известно, что император Иоанн, памятуя о том, что сии земли некогда входили в состав империи, рад был бы признать вас законным их кесарем и венчать, как и подобает, золотым венцом на царствие. Таким образом, в глазах народа вы будете не свирепым варваром, побившим их в недавней битве, а восстановителем закона и порядка.

Мстислав бросил на монаха негодующий взор.

– Ты городишь нелепицу, Георгий Варнац! Сие есть полная несусветица. По вышнему праву, по матушкину завету, я – сей земли законный повелитель. И ни василевс ромейский, ни алеманский император – никто мне не указ. Ибо по праву аз есмь кесарь земли матерной. А коли кто с тем не согласен, тому сей меч – прямой ответчик. – Гарольд III положил тяжелую руку на крестовину булатного кладенца, и молчаливая толпа вздрогнула, ожидая начала расправы. – А что же до этих касаемо, наступит день, когда они мне радоваться будут. Пока же твое дело – не речи глупые весть, а меня языку их обучить. Уразумел?

– А шо, по-моему, очень доходчиво объяснил, — появился на канале закрытой связи Лис, – очень так по-мономашьи!

– Ну и что означает твой комментарий?! – оскорбился лорд Баренс. – Лучше скажи, как там Вальдар?

– Ну, до того, как ему стрелой ребра поломало, было лучше. Но это ж, блин, какое паскудство! Ох, встречу ятогоангела...Яизегоперьевсделаюсебемоднуюшляпочкуибудуигратьвиндейцев!

– Очень может быть, что и встретишь, — отозвался монах-василианин. – Я разговаривал с базой. Наша миссия закончена, но Институт не склонен сворачивать деятельность в этом сопределе, а после гибели Андая так и подавно.

– И вот плывет между созвездий,

Волнуясь черными ужами,

Лицо отмщенья и возмездий, глава отрублена ножами, — вдруг продекламировал Лис. – Блин горелый, все-таки Хлебников будто что-то знал.

— Я повинуюсь, – между тем, отставая, склонил голову королевский советник. – Все будет, как вы прикажете, мой государь.

– Мой герцог! – Йоган Гринрой распахнул двери залы и, разбросав руки, точно для объятия, появился перед Конрадом Швабским.

– Ты?..

Рыцарь Надкушенного Яблока огляделся, затем задумчиво ощупал себя и заявил:

– С утра был я. Я упросил не сообщать обо мне. Ибо после столь долгой разлуки это могло омрачить нашу встречу. Неужто вы мне не рады?

– Раз ты здесь, то, полагаю, и она тут?

– Насколько я понимаю, вы имеете в виду императрицу? – Лицо Гринроя приняло задумчивое выражение.

– Да, проклятие!

– Она здесь.

Конрад бросился в соседнюю комнату и остолбенел на пороге. Пред ним, сияя голубыми, чистыми, как небо Адриатики, глазами, неземным видением, скромно потупившись, стояла Никотея. От неожиданности Конрад не нашелся, что сказать, поклонился, заскочил обратно в комнату и прикрыл дверь.

– Это кто? – почему-то шепотом спросил он.

– Мне представлялось, что я уже сказал. Это – императрица.

– Ты, что же, наглец, дурачить меня вздумал?