Лицом к лицу

У Годжаспира и его сыновей был общий, не разделенный изгородью двор. Несколько поодаль от дома росли фруктовые деревья — яблони, груши, инжир, гранаты, айва, а перед самым домом — ореховые деревья.

Старый Годжаспир расспрашивал Галактиона о войне и в свою очередь рассказывал о деревенских новостях. На нем была заплатанная чоха, шерстяные штаны, заправленные в носки, стоптанные чусты. Его белая борода доходила почти до самого пояса. Толстую шею бороздили глубокие складки. На красном лице выделялся большой орлиный нос. Из-под нависших, густых бровей виднелись серо-голубые глаза. Он их почти не отрывал от сына, никак не мог наглядеться.

Плохо, как и отец, одеты братья Севериан и Бичия. По всему видно, что жить стало намного труднее. Севериан был старше Галактиона на десять лет, а Бичия — на восемь. За годы войны оба заметно похудели и постарели. Кроме сыновей у Годжаспира и Марты были три дочери. Все они вышли замуж и жили в соседних деревнях.

У бывших солдат, одетых в военные гимнастерки, на поясе висели наганы.

Позже других зашел в избу повидаться с племянником младший брат Годжаспира, Никифор, крестьянин лет шестидесяти, тоже с длинной седой бородой, но ростом несколько ниже своего брата. Увидев спящего на пне деда Теоде, он сокрушенно покачал головой:

— Разбудите его да отведите домой — жалко старика…

— Разве он уйдет теперь? — отозвался внук Теоде, Ражден.

Женщины принесли Галактиону шерстяные носки и чувяки, дали теплой воды, помогли ему умыться. После этого он посадил к себе на колени маленькую Талико и стал ее ласкать. Сбоку к нему прильнула старшая дочурка, восьмилетняя Тамара.

— Ну, Асинэ, лучшего гостя, я думаю, тебе не дождаться, — обратился Годжаспир к невестке, — а потому давай-ка похлопочи насчет ужина.

Худая, с приятным лицом женщина, одетая в пестрое платье, будто только этого и ждала. Поправив платок на голове, она беспомощно заморгала глазами и нерешительно ответила Годжаспиру:

— Будто вы, отец, не знаете, что корову мы давно уже продали, что нет у нас ни сыра, ни мяса, ни кур, ни яиц! Напеку я лепешек из кукурузной муки, подам вам соленых огурцов, фруктов — и вот вам все мои хлопоты и заботы об ужине.

— Боже мой, — вырвалось у жены Севериана, Ивлитэ, — разве такого ужина достоин наш Галактион, которого мы все считали погибшим на фронте?!

— Не бывать этому! — воскликнул Севериан. — Мы устроим Галактиону ужин всем миром…

Севериан, Бичия, Георгий, Ражден, Ивлитэ и Эквиринэ вышли во двор и, собравшись у пустого кукурузника Годжаспира, стали совещаться о том, как бы получше справить ужин по случаю приезда Галактиона. После совещания они разошлись по своим домам.

В деревне раздалось кудахтанье всполошенных кур.

Через некоторое время соседи начали приносить в дом Годжаспира сыр, яйца, кур — кто что мог.

Пока Асинэ и Эквиринэ варили кур и пекли на маленьких кеци завернутые в каштановые листья мчади, Годжаспир попросил Ивлитэ придвинуть к камину табуретку и принести водку, айву и чурчхелы. Когда это было сделано, старик взял громадной рукой пузатый винный стакан, налил в него водки, поднял, посмотрел на свет и, поведя густыми бровями, выпил за благополучное возвращение сына.

Стакан с водкой стал переходить из рук в руки.

— За твое здоровье, Галактион!

— Будь здоров!

— С благополучным возвращением!

Годжаспир вынул из ножен, висевших на поясе, нож и нарезал айву.

Примостившись на корточках у камина, босоногая Тамара поворачивала положенные на угли кукурузные початки. Когда они подрумянились, она выбрала тот, который был получше, стукнула им о землю и, стряхнув золу, поднесла отцу. Галактион с наслаждением вдыхал наполняющий комнату аромат молодой кукурузы, айвы и водки. Опорожнив поднесенный ему стакан, он сразу повеселел и, крякнув, обтер широкой ладонью замоченные водкой черные усы.

Говор и громкий смех разбудили Теоде.

— Годжаспир, — проворчал он, — дай и мне водки. Я тоже хочу выпить за здоровье твоего сына.

Выпил и поморщился.

— Э-э, постарел ты, Теоде! — улыбнувшись, сказал Галактион.

Теоде безнадежно махнул костлявой рукой.

— А ты что ж думал… Пора уже и мне на отдых. Вон погляди-ка, — прошамкал он и открыл беззубый рот.

— Ничего, Теоде, скучать не будешь, и я собираюсь в те края, — утешил старика Годжаспир и выпил за здоровье Георгия Абесадзе.

Галактион бросил взгляд на отца: он и впрямь тоже очень постарел…

В это время Асинэ открыла дверь, и в комнату ворвался холодный ветер. Он уже начинал завывать в щелях между досками, из которых была сложена изба. Галактион по-хозяйски оглядел стены, затем обветшалую кровлю из драни, сквозь, которую кое-где проглядывало звездное небо.

— Если сейчас не починить, — заметил он, — дожди нас изведут, холодно зимой будет…

— Позамерзаем, если так все останется, — подтвердила Асинэ и, взяв сито, стала просеивать муку.

— С ноября бесы нагонят непогоду, — пробормотал Теоде.

Годжаспир, прислушивавшийся к разговору сына и невестки, хранил молчание. Разглаживая бороду, он, казалось, думал: «Знаю, что все это так, но что поделаешь…»