Читаем Лицом к лицу полностью

Отступавшие войска подходили к Тифлису со всех сторон и, не задерживаясь, двигались по Военно-Грузинской дороге к левому берегу Куры, в сторону Мцхета. Однако до Мцхета не дошла и половина этих войск. Солдаты покидали свои части, расходились по домам, унося с собой оружие. Проходя через Тифлис, некоторые из них, поотстав, выбивали прикладами витрины магазинов, растаскивали оставшиеся еще в них продукты и товары.

Когда одна из воинских частей проходила по проспекту Плеханова, вдруг из группы солдат, шедших за двуколкой, раздался душераздирающий крик:

— Братья! До чего мы дожили?! Мы покидаем Тифлис! Я не могу, я застрелюсь!..

Кричал худой солдат с черной бородой и в черных очках — Еремо Годебанидзе. Он в самом деле выхватил наган, пытаясь покончить с собой, но два других солдата — Геннадий Кадагишвили и Дата Качкачишвили — отняли у него оружие, а самого бросили в двуколку. Свидетелями этой картины были Рафаэл Ахвледиани и Леонардо Табатадзе.

Над заснеженным проспектом все еще стоял туман. Вскоре Ахвледиани и Табатадзе потеряли из виду двуколку и шедших за ней солдат, но долго еще слышался истерический вопль:

— Мы покидаем Тифлис!.. Я застрелюсь!..

На привокзальной площади, куда дошли Ахвледиани и Табатадзе, толпились несколько тысяч солдат и беженцев с вещами и всяким домашним скарбом. Все стремились выйти на перрон, попасть в вагоны… У подъезда стояло много автомобилей, принадлежавших членам правительства, коммерсантам, крупным спекулянтам… Подъезжавшие в них пропускались на перрон в первую очередь. В переполненном зале поэты увидели генерала Азизашвили. С трудом они протискались к нему.

— Скажите, генерал, — обратился к нему Ахвледиани, — что происходит?

— Не знаю, друзья, не понимаю, почему президент и командующий войсками создали такую панику, — недоумевающе пожал плечами Азизашвили. — Лично я не считаю положение настолько осложнившимся, чтобы отдать приказ об отступлении.

— Что нам делать? Посоветуйте…

— Посоветовать?.. Что делать?.. Остаться в Тифлисе. Вам ведь нечего бояться: вы люди не военные, политикой тоже не занимались…

Гецадзе, Ахвледиани и Табатадзе остались. Они записались в один из летучих отрядов, поддерживавших после бегства властей порядок в городе. Затем их включили в состав делегации, отправившейся сообщить Революционному комитету Грузии о том, что меньшевистское правительство оставило город, и передать просьбу населения занять столицу.

3

Прибыв вместе с отступающими войсками поздно ночью, Дата забежал к себе на квартиру и, не застав там ни Корнелия, ни Маро, огорчился. Но раздумывать времени не было. Он быстро уложил в чемодан костюм, пару белья, ботинки, еще кое-какие необходимые вещи и, перекинув через плечо винтовку, поспешил на вокзал. Ключи от квартиры он оставил Анете, жене учителя пения. Чемодан понес ему Гаврила. По дороге они нагнали Платона Могвеладзе и Теофила Готуа. Теофилу удалось уговорить Платона выехать из Тифлиса, и поэты тоже торопились на вокзал. Платон все еще находился под влиянием психического шока. Он молча шагал в своем длинном черном драповом пальто и котелке.

Когда Дата, Платон и Теофил подошли к вокзалу, время близилось уже к рассвету. Последний поезд, до отказа набитый солдатами и беженцами, был отправлен полчаса тому назад. После этого почти все станционные служащие оставили свои посты и скрылись. Все старания группы высокопоставленных лиц, в том числе и двух министров, отставших от правительственного поезда, отправить дополнительный состав оказались тщетными. Оставшийся в одиночестве начальник станции справедливо ссылался на свою беспомощность. Дата, Платону и Теофилу не оставалось больше ничего, как взвалить на плечи свои пожитки, двинуться во Мцхет по шпалам. Их примеру последовали и многие другие беженцы.

Хилый, тщедушный, усталый Дата, воспитанники которого сразу же сбежали с фронта, с трудом тащил свой чемодан. Теофилу стало жаль его, и он предложил ему помочь. Для удобства он взял палку и продел ее в ручку чемодана. Этот карлик оказался намного выносливее своих спутников. Он совсем не горевал, что покинул Тифлис, и не строил из этого никакой трагедии. Если время от времени и повторял: «Боже мой, мы оставили Тифлис!», то делал это только для того, чтобы показать, что и он не чужд патриотических чувств. Человек внутренне опустошенный, Теофил равнодушно относился и к радостям и к горестям людей.

Миновав пригород и полустанок Дидубе, беженцы вышли на покрытое снегом Авчальское поле. Кое-где виднелись брошенные военные повозки и трупы лошадей.

Начало уже светать, когда подошли к тому месту, где железная и шоссейная дороги проходят у самого подножия Мцхетского хребта. С одной стороны — горы, с другой — Кура. Здесь в узком проходе было настоящее столпотворение. Беженцы смешались с беспорядочно отступавшими солдатами. Дорогу запрудили грузовики с выключенными моторами — шоферы отказались вести их дальше. Образовалась пробка, которую никто и не пытался устранить.

Вместе с другими здесь застряли и наши путники. Котелок Платона привлек внимание одного из шоферов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза