Лицом к лицу

Партизанские отряды и советские войска, совершившие переход через Мамисонский перевал, подходили к Кутаису. Перед бежавшим правительством со всей неотвратимостью встал вопрос об оставлении и этого своего убежища.

Но перед тем как покинуть Кутаис, начальник Особого отряда Кедия принялся в диком исступлении чинить расправу над коммунистами, которыми были переполнены до отказа все камеры бывшей губернской тюрьмы. Среди других здесь находились видные деятели Коммунистической партии Грузии — Серго Кавжарадзе, Котэ Гургенидзе, Парнаоз Сагарадзе и Мамука Далакишвили. Сюда же были доставлены из Тифлиса и других городов Алавидзе, Карпов, Гоциридзе, Хуцишвили, Вартанян, Мито Чикваидзе, Маро Пруидзе… В числе арестованных были писатели — Ладо Харатели, Степан Тереладзе, Корнелий Мхеидзе и почти все сотрудники полномочного представительства Российской Федерации в Грузии.

Кавжарадзе был заключен в одиночную камеру, охранявшуюся особым караулом.

Однажды вечером кто-то постучал в окно камеры и тихо позвал Кавжарадзе. Подойдя к окну и прильнув к решетке в том месте, где кусок стекла был выбит, Кавжарадзе увидел молодого человека в офицерской форме.

— Кто вы? — резко обратился к нему Кавжарадзе. — Кто вас подослал сюда?

— Никто… я сам… не бойтесь. Завтра я снова буду дежурить у вашей камеры. Скажите, что вам нужно?

— Ничего! Убирайтесь вон! Плохо вас обучали, видно, провокаторскому делу.

— Нет, нет… я не провокатор… бог свидетель… Я вам докажу… — с этими словами офицер скрылся.

На другой день вечером он снова подошел к окну и просунул сквозь разбитое стекло небольшой сверток.

— Возьмите, — прошептал он. — Я принес немного хлеба и колбасы… Газету, в которую они завернуты, обязательно прочтите… Если вам понадобится что-нибудь, я сделаю… верьте мне…

Незнакомец пристально посмотрев на Кавжарадзе и быстро отошел от окна.

Газета, в которую были завернуты хлеб и колбаса, оказались кутаисской газетой «Мысль». Почти всю третью ее страницу занимал текст проповеди кутаисского епископа о тяжелом положении на фронте и в тылу. В заключение проповедник призывал всех к оружию. Из проповеди явствовало, что советские войска вступили в Тифлис, что правительство бежало в Кутаис. Поблагодарив в душе епископа за хорошую информацию, Кавжарадзе стал читать сообщения и телеграммы, напечатанные в газете. Из них можно было сделать вывод, что правительственные войска деморализованы, что они не могут удержать Кутаис и вынуждены будут отступить к Саджавахо.

В Кутаисской тюрьме свирепствовал высокий, худой человек с серыми волчьими глазами, бывший офицер, а ныне ревностный служака Особого отряда — Дудэ Кванталиани. Он ненавидел большевиков и мечтал о поголовном их уничтожении. В Особом отряде его называли «отчаянный Дудэ».

Вчера Дудэ водил Серго Кавжарадзе на допрос в кабинет старшего следователя Самсона Хамасуридзе. Обычно процедуру допроса Хамасуридзе любил затягивать, с тем чтобы сначала в какой-то степени расположить допрашиваемого к себе, проникнуть к нему в душу, раздобыть нужные сведения, а тогда уже замучить, уничтожить свою жертву. Но сегодня Хамасуридзе не мог долго возиться с допросами. Не собирался задерживаться и с Кавжарадзе. Проще всего ему, конечно, было бы поступить с ним так же, как он поступил вчера с двумя другими видными коммунистами, которых обвинили в измене, отвели в Сагорийский лес, избили до полусмерти, привязали к деревьям, облили керосином и сожгли. Относительно Кавжарадзе следователь получил особое задание.

Как только Кавжарадзе вошел в кабинет, Хамасуридзе без всяких предисловий предложил ему подписать текст подложного обращения Центрального Комитета Коммунистической партии Грузии ко всем коммунистам о прекращении восстания.

— Мне непонятно ваше предложение, — возразил Кавжарадзе. — Ведь восстание рабочих и крестьян заканчивается само собой: в Грузии уже установлена советская власть.

Прервав на этом разговор с несговорчивым большевиком, Хамасуридзе вызвал Дудэ Кванталиани и поручил ему «договориться» с Кавжарадзе о подписании текста обращения.

Кванталиани и двое сопровождавших его сотрудников вывели Кавжарадзе в соседнюю комнату, сняли с него сорочку и поставили его к стене. Затем «отчаянный Дудэ» приложил к голове узника дуло маузера и велел ему молиться.

Кавжарадзе презрительно взглянул на своего палача:

— Меня не испугаешь. Хочешь стрелять — стреляй!..

В это время донесся издали гул орудийных выстрелов.

Кванталиани вздрогнул и опустил маузер.

Не успел он прийти в себя, как в кабинете Хамасуридзе задребезжал телефонный звонок.

По подобострастию, звучавшему в голосе Хамасуридзе, было видно, что он говорил с каким-то высокопоставленным лицом, вероятнее всего с Рамишвили. Окончив разговор и повесив телефонную трубку, Хамасуридзе приказал отвести Кавжарадзе в камеру.