Лицом к лицу

— Я пригласил вас, — начал он глухим, бесстрастным голосом, — чтобы перед тем, как мы покинем Грузию, переговорить с вами. — Сделав паузу, он перевел глаза на окно вагона, в которое глядела ночь. — Мы вынуждены, — продолжал он, — покинуть Грузию. Хотя у нас на Саджавахском фронте около пятнадцати тысяч бойцов, сопротивляться бесполезно. На рассвете мы перейдем на крейсер, ожидающий нас на рейде… — Он глубоко вздохнул. Лицо его приняло озабоченное выражение. Президент заговорил таким тоном, точно собирался перед отъездом дать наставление Кавжарадзе: — Я обращаюсь к вам как к одному из руководящих деятелей вашей партии. Примите меры к тому, чтобы ваши войска не разрушали культурных ценностей и исторических памятников нашего народа.

— Неужели вы думаете, — спросил Кавжарадзе, — что коммунисты меньше, чем вы, ценят то, что веками создавал наш народ?!

— Нет, — с грустью ответил Жордания, — я этого не думаю. Но война все же война! Война не мирится с законностью. Она всегда является насилием, несет несчастье и горе народу, покоренной стране.

— Ваши опасения не имеют под собой почвы. Революционные войска, как вы только что сказали, уже не встречают сопротивления. Иными словами, война фактически закончена.

— Правительство уже сложило оружие, но отдельные воинские части или группы войск, возможно, еще продолжают сопротивляться… — Жордания снова сделал паузу и, скорбно взглянув в упор на Кавжарадзе, понизил голос: — Я распорядился послать поезда по направлению к Кутаису, чтобы ваши войска поскорее прибыли сюда… В город уже вступили турки…

Кавжарадзе забавляло неуместное разыгрывание президентом новой роли: точно появление турок в Батуме произошло не с ведома и согласия его правительства.

— В Кутаис я послал, — продолжал Жордания, — своего заместителя Лордкипанидзе для переговоров с Ревкомом Грузии: он сообщит Ревкому о нашем отказе от власти и необходимости организации защиты страны от турок…

Сказав это, Жордания устало откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Видно было, что он о чем-то мучительно думал. Все молчали, вперив взоры в задумавшегося президента. Молчание длилось довольно долго. Гиоргадзе стало жаль президента, — он отвернулся и смахнул платком выступившие на глазах слезы. Вдруг где-то далеко в городе поднялась стрельба. Жордания сразу открыл глаза и обратился к Кавжарадзе:

— Если вы не сможете защитить Грузию, возвратите ее снова нам…

Президент, всей территорией государства которого был теперь лишь полутемный, холодный вагон, все еще не терял надежды на какой-то внезапный поворот событий. Кавжарадзе не стал возражать на эту нелепо прозвучавшую фразу. Он сделал вид, что не расслышал ее как следует, и перевел разговор на другую тему.

— Ной Николаевич, — сказал он просто и искренне, — я хочу высказать свое личное мнение по одному важному и для вас и для нас вопросу.

Жордания чуть подался вперед и удивленно посмотрел на своего собеседника. Приближенные президента насторожились.

— Предупреждаю вас, что меня никто не уполномочивал сделать это заявление, — продолжал Кавжарадзе. — Примите мои слова как доброе пожелание… Вас хорошо знает Ленин и другие видные деятели Коммунистической партии. Останьтесь в Грузии. Вы сможете вести в Советской Грузии большую, полезную для нашего народа работу. Не следует упускать возможность договориться с нами… Новая, советская власть будет, конечно, считаться с особенностями положения Грузии.

Жордания снова откинулся на спинку дивана. Лицо его сделалось мертвенно бледным.

— Не могу, — глухо ответил он. — Я председатель правительства… Правительство наше оставляет Грузию… не могу…

Трудно было понять, какая причина мешала ему остаться в Грузии — формальная или политическая? Может быть, и та и другая. Но Кавжарадзе сейчас этот вопрос не интересовал. Он невольно обратил внимание на стоявшего у окна худого, с бледным лицом человека. Это был министр внутренних дел Ной Рамишвили, которого в партии меньшевиков называли «злым гением» Жордания.

Президент почувствовал на себе испытующий взгляд Рамишвили и поспешил закончить беседу.

— Вот и все… — обратился он к Кавжарадзе. — Вот и все, что я хотел вам сказать, — добавил он, прощаясь.

Гиоргадзе вытянулся перед президентом и спросил:

— Куда прикажете его отправить?

Косо взглянув на Кавжарадзе, Жордания горько улыбнулся:

— Пока туда, откуда его привели. А завтра и этот вагон, и Батум, и вся Грузия будут принадлежать ему.

Кавжарадзе встал, откланялся и вышел из вагона. Его вновь отвели в тюрьму. Там никто в ожидании Кавжарадзе не спал: его забросали вопросами.

— Через несколько часов, — ответил он сквозь смех, — все мы будем на свободе!..

В городе распространились слухи, что, потеряв надежду на помощь союзников, правительство Жордания собирается выехать за границу, бросить на произвол судьбы Батум и войска.

Убедившись наконец в том, что отторжение Батума и Батумской области от Грузии является результатом изменнических, вероломных действий Рамишвили, командование грузинской армии решило арестовать правительство и, собрав войска, изгнать турок из Батума.