Лицом к лицу

Каменная стена на Коргановской улице стала любимым местом Григория, «курганом», где он предавался своим грустным размышлениям. На этой улице жили также его и Корнелия товарищи — Петре Цхомелидзе, Сандро Хотивари и сын адвоката Петя Тарасов. По вечерам здесь любили прогуливаться девицы легкого поведения. Григорий посвятил им полное отчаяния и безнадежности стихотворение «Проститутка», в котором кающаяся падшая женщина сравнивалась с мадонной.

Упадочнические и пессимистические мотивы стихотворений Григорий заимствовал у декадентов и у поэтов возникшей тогда в Тифлисе литературной группы во главе с литературным критиком и лектором Платоном Могвеладзе. Стихотворение «Проститутка» Могвеладзе очень понравилось, и он написал на него восторженную рецензию.

Григорий был, по существу, весьма нравственным, добрым и даже нежным юношей, но свое истинное лицо он нарочито скрывал под маской напускной грубости и цинизма. Его часто можно было встретить с людьми неблаговидного поведения, бездельниками, со всякими подонками общества, и эти связи создавали ему дурную репутацию. Когда по вечерам ему становилось особенно тоскливо, он взбирался на излюбленную каменную стену, ложился на спину и, глядя в ночное звездное небо, повторял прочитанные когда-то строки: «Там неслышно и незримо возникают миллионы миров». Сидевший тут же Петре Цхомелидзе, увлекавшийся естествознанием, астрономией, говорил Григорию:

— Скорость света — несколько более трехсот тысяч километров в секунду. Спрашивается, за сколько же времени достигнет Земли луч света от самой близкой к нам звезды, находящейся от нее на расстоянии двух биллионов километров? Оказывается, для этого потребуется несколько лет.

Юноши недоуменно взирали на небо, где рождались миллионы миров, поражались безграничности времени и пространства и приходили в отчаяние от своего ничтожества перед вселенной. Они не верили в божественное происхождение мира, но в то же время им не хватало знаний, объясняющих тайну мироздания. Сандро Хотивари мечтал о военной карьере, а Григорий не желал знать ничего, кроме поэзии.

3

Корнелий проснулся рано. Всю ночь ему снилась родная деревня, сад, двор с большими ореховыми деревьями, липами — милые, незабываемые картины детства!

Солнечные лучи, падая на стену, плели на обоях златотканые узоры, превращая комнату в какой-то сказочный цветник. В открытое окно доносилось щебетание птиц. Веселый гомон в саду и причудливые узоры на стене создавали впечатление чарующей музыки, которую он слышал когда-то давным-давно, когда был еще совсем маленьким. Все это являлось как бы продолжением сна. Корнелию чудилось, что он снова в деревне, что на зеленое, только что прополотое поле брызжет пронизываемый солнечными лучами веселый майский дождь и на фоне туч сверкает радуга. Он долго лежал в сладостном оцепенении. Потом встал и в одной сорочке подошел к окну.

Взору его предстал залитый утренним солнцем город. Пестрели железные и черепичные крыши. Вдали тянулись подернутые голубоватой дымкой горы. Еще дальше, сливаясь с туманом, в неясных очертаниях виднелся Казбек. В безбрежной синеве неба быстро плыли, точно стая лебедей, белые облака. К окну склонялись ветви акаций, отягощенные белыми гроздьями душистых цветов.

Корнелию вспомнился глубоко врезавшийся в душу отрывок из лермонтовского «Мцыри»:

…Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет…

Туман, висевший над горами, стал постепенно рассеиваться, и Казбек, одетый вечными снегами, величаво засиял в лучах утреннего солнца.

При виде этого сурового великана Корнелий вспомнил легенду о гордом, непокорном Прометее, прикованном цепями к скале, и ему стало стыдно своих слезливых чувств.

Умывшись, он вошел в столовую. После чая Корнелий и Нино прошли в его комнату и сели у открытого окна. Нино была в сером платье с черным передником в мелкую складку.

— Вы, должно быть, крепко спали, у вас даже глаза припухли, — сказала девушка.

— Нет, сегодня как раз я долго не мог уснуть… Все думал о матери. Вспомнилось детство… наша деревня, — устало вздохнул Корнелий.

— Ну ничего, не грустите, скоро вы увидите вашу маму…

— Жалко ее, она там, в деревне, совсем одна…

— Да, нелегко ей…