Лицом на ветер (СИ)

— Замуж? — Усмехнулась, передёрнув плечами. — Да после того, что ваши сделали со мной, я бы даже сама не пошла бы замуж. Не смогла бы пересилить себя…

— Да, я помню, ты говорила… — Он устало прикрыл глаза. — Пять лет назад… На тебе порвали платье…

— Платье? Не только! — Её голос стал глуше, а слова — отрывистыми. — Один из ваших целовал меня в губы и лапал… Что он хотел найти у меня в двенадцать лет? Грудь? Откуда? Я так испугалась, я даже кричать не могла…

Марк смотрел ей в лицо долгим взглядом. Спросил:

— Поэтому ты не даёшь целовать себя в губы?

Она усмехнулась с горечью.

— Если бы не вы… если бы вы не сами… я бы сама… никогда… ни одного бы к себе не подпустила… Сама — никогда…

— Даже свена?

— Ни одного…

Часть 14

Рианн хмуро глядела на него исподлобья, а он с трудом выдерживал её взгляд. Да, что же пережила она двенадцатилетней девочкой, какой испытала страх, если боялась всех мужчин на свете, если от этого страха у неё даже задержка была на полмесяца только потому, что стала жить с мужчиной под одной крышей. А он? Он даже не спрашивал её ни разу об этом. И вообще…

Сам лично он по-животному, грубо изнасиловал её в первый раз, а потом ещё раз, и ещё… Он избил её, душил за горло, связывал ей руки… Ему самому это всё казалось игрой, развлечением, что ли. Он закрыл глаза и отвернулся от свенки лицом к стене. Он хорошо помнил этот страх в её глазах, как дрожали её руки, как её трясло всем телом в непонятном ему ознобе, как она всё время пыталась сопротивляться, как умоляла его не трогать её, как пыталась повешаться…

Как же она сейчас должна ненавидеть его? Что должна испытывать по отношению к нему после того, что он с ней делал? Убить, желать смерти — это самое малое… А она? Она не бросает его, осталась ухаживать за ним, отапливает эти комнаты, укрыла своим одеялом. Она была свободной, она не рабыня по своей сути, и было бы предсказуемо то, что она сбежала бы отсюда, вернулась домой. Но она всё делает по-своему… Так, как сама считает нужным…

Бедная, бедная девочка… Способна ли на такое какая другая женщина? Любая, пусть даже римлянка, не германка? Свободная в праве выбора?

Он открыл глаза и снова посмотрел на Рианн. Та уже опять сидела к нему спиной, руки её продёргивали уток, и бронзовые браслеты знакомо позвякивали. Человеком какой силы, какой души надо быть, чтобы пережить то, что пережила она, и полностью не раствориться в ненависти? Она ведь могла убить его в любой другой день! Могла отравить, задушить во сне, воспользоваться ножом! Но всё это время с ним она просто пыталась спрятаться от него, пряталась за работой, избегала здесь, пыталась не позволять ему брать себя в постели. Даже тогда с тем мнимым ребёнком, она просто сбежала, спряталась в храме.

Но он ничего не замечал этого. Работает и ладно, главное, стол готов, вода есть, жаровни горят. Молчит и ладно, главное, не путается под ногами, не спорит. Одежда заштопана, все вещи на местах, полы чистые, свежий хлеб на столе. Склоняешь её к близости — всегда сопротивляется, но стоит чуть нажать, применить силу — сдаётся, через себя переступает, зубами скрипит, но отдаётся. А он всё ждал, глупец, когда же она начнёт сама отдаваться ему, когда захочет сама этого, когда же начнёт изнывать от страсти под ним.

От всего этого заболела голова, снова начался жар, сердце бешено стучало в груди, всё тело пылало огнём, во рту пересохло, но Марк не звал её, лежал и смотрел в потолок, слушал, как монотонно работает ткацкий станок. Они никогда толком и не разговаривали нормально, бывали дни, когда вообще и она, и он молчали, пара дежурных фраз и всё. Что творится у неё на сердце, что в голове, он никогда особо и не задумывался.

А ведь она говорила как-то, что в посёлке к ней относились неважно, думали, что легионеры всё-таки успели добраться до неё, и из местных никто бы не женился на ней. И мать её наши убили. Выходит, она сиротой росла, превращалась в девушку, взрослела, а рядом не было матери. Она же как-то спрашивала его о любви, значит, она и не любила сама ни разу. Ужасалась ещё, как можно бить женщину!

Он вздохнул, и свенка обернулась к нему, спросила участливо:

— Как вы? Вам плохо? — Поднялась и подошла, коснулась кончиками пальцев его мокрого лба. — Да у вас жар! Почему вы молчите? Почему ничего не говорите? — Смотрела в его чёрные, лихорадочно блестящие глаза, и хмурилась.

— Дай мне попить… пожалуйста… — попросил шёпотом.

— Сейчас. — Она ушла и вернулась с кружкой воды, помогла ему выпить. Римлянин поймал её за руку, сжал пальцы в ладони.

— Почему… почему ты раньше не говорила мне?

Она усмехнулась.

— Вы разве слушали меня? Вы вообще ничего не слушали… Я вас умоляла не трогать меня… Вы хоть раз спросили, почему?

Он отвёл взгляд и отпустил её руку. Рианн отступила на шаг и продолжила: