Люби, Рапунцель (СИ)

– Он тоже часто захаживает?

Глеб сделал вид, что занят рассматриванием дисплея, где менялись номера этажей.

– Нет. Он-то как раз оставил нас в покое. Понятия не имею, какого черта он заявился.

– Зиро.

Взгляд гендиректора метнулся к девушке.

– О чем ты?

– С этого контакта Левицкому постоянно пишут не слишком милые сообщения. Попросту оскорбительные. И это Ян Левин.

Неопределенное пожатие плеч как ответ.

– Яков не особо со мной откровенен, поэтому не могу сказать наверняка.

– А я могу. Папаша не отлепился от него и доставал все это время с особым усердием. А теперь и сюда заявился. Что думаешь делать?

– Прежний я говорил то, что думал, и не сдерживался, если мне что-то было не по нраву. Сейчас, к сожалению, такой свободы позволить себе не смогу. Раз они пришли в офис, то, полагаю, собираются разговаривать со мной не только как с родственником, но и как с генеральным директором агентства. Значит, и улаживать конфликты буду в соответствии со своим статусом.

* * *

«Я обо всем позабочусь. Можешь вернуться к своим делам», – сказал Левин прежде, чем завернуть в коридор, ведущий к совещательной.

«Ну да, слушаюсь и повинуюсь», – проворчала про себя Даня, прилепляясь к стене, напротив приоткрытой двери в интересующую ее комнату.

Совещательная представляла из себя сквозное помещение, выполненное в темно-синих тонах. С другой стороны, прямо напротив Дани, располагалась еще одна входная дверь. Посреди комнаты стоял огромный овальный стол, а вокруг пристроились удобные стулья, больше напоминающие комфортабельные кресла.

Даня прищурилась. Была бы кошкой, точно бы зашипела.

А вот и они.

Женщина в годах устроилась во главе стола. Волосы – темные локоны равномерно чередуются с седыми – стянуты в залакированный пучок. На лице минимум косметики. Кое-кто явно понимал, что перебор с раскраской может грозить цветными отложениями в сеточках глубоких морщин, украшающих все ее лицо, и создать эффект клоунской маски. Строгий костюм кремового оттенка придавал свежести образу. А спину она держала ровно и с таким видом, будто ожидала, что стул вот-вот сам подстроится под ее позу.

На соседнем стуле сидел темноволосый загорелый мужчина. Наверное, он казался бы моложе, если бы не хмурил брови. Слишком уж свирепым был его вид. Черный костюм, пожалуй, отдельно от владельца выглядел бы более элегантно. А этому мужчине подошло бы что-то светлое, веселенькое, может быть, даже с прикольным рисунком. От таких обычно веет добродушием, но данный экземпляр напрочь губил все впечатление прямо на подлете. Это как ожидать от кудрявого пуделя сование лапок в руки и милые подпрыгивания, а в реальности получить отгрызенный палец и клыки в ягодице.

Нельзя было не заметить, что и Амалия, и Ян выглядели… замученными, что ли. Как люди, которым постоянно чего-то не хватает, по их собственному мнению, и поэтому они попросту не могут стать счастливыми.

Дане родственнички не понравились. И чему удивляться, если она была заранее настроена против них?

«Мне нельзя подслушивать. Нужно срочно катиться в свою каморку».

Но никуда она так и не покатилась.

Амалия, прищурившись, наблюдала за приближающимся Глебом. Тот остановился с противоположной стороны стола и выжидательно уставился на гостей. Не присел – явный признак того, что не настроен на долгую беседу.

Первой заговорила Амалия. Голос женщины отдавался хрипотцой. Похоже, она частенько покуривала.

– Никак не привыкну видеть тебя при параде. – Амалия просканировала взглядом сына – от начищенных мысков ботинок до аккуратно уложенных волос. – Словно и не ты вовсе.

– Спокойнее видеть перед собой раздолбая? – Учтивость в интонациях Глеба идеально дозировалась – не придраться.

– Привычнее. – Она поджала губы и осмотрелась. – Не верится, что ты сам этого добился.

– Неужели?

– Сказать по правде, мне до сих пор думается, что твой взлет – результат неплохого вклада во взаимоотношения с какой-нибудь готовой тебя спонсировать особой.

Даня едва не задохнулась. Уверенный и открытый удар по самолюбию. Какой же потрясающий уровень стервозности!

– В твоих глазах единственная роль, которую я могу сносно отыграть, – это роль альфонса? – с легким смешком уточнил Глеб.

– Именно.

Даня задумалась. Прямолинейность Амалии угнетала. Но, может быть, подобный способ общения с младшим отпрыском ей был привычен? Как сказал Глеб? От него ничего не ждали. Ни успехов, ни результатов, ни поддержки. Воплощение пустого места.

А ведь Амалия, кутавшаяся в покрывало собственной убежденности в никчемности младшенького, и правда верила, что то, чего достиг Глеб, не было результатом его собственных стараний.

Удручающее отношение. Никто никогда за тебя не радовался.

Как же они в этом отношении были похожи. Только вот за Даню когда-то давно все-таки кое-кто радовался. Отец. А Глебу такое отношение внушали с самого детства.

Тогда кому же из них было легче адаптироваться в этой жизни?

Впрочем, неважно.

Уже неважно.