Любимая игрушка

Не выдержал этого фарса я где-то кавалере на двадцатом. Смазливый кудрявый блондин с ярко синими глазами полез целоваться к Лине, даже не смотря на ее попытки отбиться. Весьма вялые, стоит заметить. Отшвырнув бокал с шампанским, я схватил человечку за руку и потащил в покои. От злости хотелось убивать. Я чувствовал, как теряю над собой контроль и начинаю трансформироваться. Лина, сначала пытавшаяся сопротивляться, затихла, покорно следуя за мной.

Ворвавшись в покои, я разогнал слуг и швырнул Лину на кровать. Она приглушенно пискнула и попыталась отодвинуться от меня подальше.

— Ты, кажется, забыла, что принадлежишь мне!

— Дей…

— Не смей! Слышишь, не смей принимать ничьих ухаживаний! Если я тебя хоть с кем-то застукаю, то убью и его и тебя!

— Дей…

— Заткнись, человечка! Ты вела сегодня себя как последняя шлюха. И я не желаю слышать твоих жалких оправданий!

Я метался по комнате, сшибая мебель и пытаясь успокоиться. Лина забилась в угол кровати и затихла. Заметив в углу комнаты небольшой бар, я решил выпить, чтобы успокоиться. К счастью, выбор был хорошим. Остановившись на водке, я выпил пол стакана и направился к кровати, стаскивая с себя одежду.

— Иди сюда.

Я стянул с себя остатки одежды и протянул руку девчонке.

— Нет.

Зарычав, я бросился на непокорную девчонку. Она пыталась отбиться, плакала, что-то кричала, но мне было все равно, заломив ей руки и содрав платье, я наконец-то получил то, чего хотел весь день. И чего не получили остальные. И ее слезы лишь сильней меня раззадорили. Это оказалось неожиданно приятно и сладко, когда женщина оказывает сопротивление. Нет, не женщина. Добыча. Моя законная добыча.

Я всем докажу, что она может принадлежать только мне, подчиняться мне, покоряться. И ей в первую очередь.

Мое…

Глава 30

Если выпил хорошо — значит утром плохо.

Если утром хорошо — значит выпил плохо.

NN

Ангелина

Как только Дей заснул, я выскользнула из кровати и кинулась в ванну. Лишь закрывшись там, и подперев обе двери стулом и будуаром, я почувствовала себя в безопасности. Да, я испугалась. Испугалась до смерти того чудовища, которым оказался мой муж. Как сорвавшийся с цепи зверь, он набросился на меня и изнасиловал, ничуть не заботясь обо мне, своей новой игрушке. Все тело болело. На лице наливался синяк, на животе и спине краснели царапины, а на руке, за которую он меня тащил, запеклись пять глубоких порезов от когтей. Не такие уж и страшные повреждения — бывало и хуже. Но никогда мне еще не было так страшно и больно. Меня снова предал тот, кому я больше всех доверяла А я, как и в прошлый раз, абсолютно не знаю что делать. И жить совсем не хочется. Просто уже незачем. И плакать уже нечем — все слезы высохли, когда я поняла, что больше для него не любимая женщина, а объект для удовлетворения похоти. Он вертел меня как хотел, не обращая внимания ни на мои слезы, ни на мольбы. Хотя нет, они его лишь подзадоривали, внушая желание причинить еще больше боли. Слезы кончились. Во мне что-то сломалось. Я почувствовала, как начинаю сходить с ума, и тут же решила, что не доставлю такого удовольствия этому монстру. Я выдержу. Я со всем справлюсь. Я буду жить назло. И буду счастлива. С ним я точно не останусь. Вернусь домой, к родителям, закончу университет. А потом у меня еще есть мое графство. И мой подопечный. Я буду жить. А значит надо что-то делать, чтобы не сойти с ума до утра от боли и отчаяния.

Набрав полную ванну воды и налив туда разных смесей, я попыталась расслабиться и забыть о произошедшем, но получалось плохо. Стоило закрыть глаза, как я видела лицо Дея с бешенными красными глазами и острыми клыками. Поэтому я решила отвлечься. Заняться в ванне было особо нечем — разве что в зеркало на себя посмотреть. Но увиденное меня не обрадовало — по всему тело стали проявляться синяки. И злосчастная татуировка… Не выдержав я разбило зеркало кулаком. Руку засаднило, несколько осколков впились в кожу. Закапала кровь. И вновь проснулась ярость. Подхватив с пола довольно большой осколок, я принялась соскабливать ненавистный отныне знак замужества с запястья. Я сдирала кожу, не чувствуя боли от душившей меня ярости и страха перед смертью. И даже получала от этого какое-то изощренное удовольствие. Соскабливалась татуировка с трудом, обнажая поврежденные кровеносные сосуды. Как еще только вены не повредила! Когда вся кожа с золотой татуировкой была содрана (остались лишь небольшие клочки), я все же промыла рану и перевязала обрывком сорочки. Убедившись, что кровь почти перестала течь, я расстелила полотенца подальше от осколков и легла, чувствуя, как силы покидают меня. Я знала, что в этом тяжелом забытье снов не будет. Это не сон, это обморок. Но для меня он — спасение. Единственно, что для меня доступно.