Любимая мартышка дома Тан

Она была горяча и восхитительна. Грубая пшеничная мука слоилась на невесомые пластинки, сплошь осыпанная гладкими ароматными зернышками корочка хрустела. От корочки этой пахло маслом, в котором жарилась лепешка, а раньше экономная хозяйка, похоже, жарила в этом масле что-то другое — лук, зелень, а может, и обрезки мяса.

Я остановился, только когда уничтожил обе лепешки почти до конца.

А потом прислушался к далеким-далеким голосам и смеху, доносившимся откуда-то через спящие поля. Втянул ноздрями навозные запахи земли и горькие ароматы ее трав. Потом поднял голову к небу, осыпанному звездами, и беззвучно сказал ему: спасибо.

Разбудили меня предутренняя тишина и фырканье Варза. Если бы он мог говорить, то сказал бы мне простуженным солдатским голосом: да знаю, что пора, — когда это было, чтобы нам дали отоспаться?

Я угостил моего нового друга глотком водянистого пива из собственной ладони и обломками лепешки. На ощупь провел его между полей, вывел на прохладную дорогу, под первый робкий свет с востока. И тихо тронулся на запад.

До почтовой станции Мавэй я добрался уже в разгар утра: большой квадрат длинных серых стен под ребристыми гребешками, за ними — невысокие серые крыши. Поодаль — такая же серая деревня, по сути — маленький городок.

Цепочка обитых кожей пустых экипажей стояла вдоль дороги. Армейские кони, рядами привязанные здесь и там. Гвардейцы у ворот. И толпы народа, сидящего, стоящего кучками и глазеющего на почтовую станцию с безопасного расстояния.

Видимо, выглядел я так, как и положено офицеру после тяжелого дня и не очень длинной ночи, то есть не лучшим образом. Поэтому гвардейцы и не ждали от меня особой вежливости.

— Как наследник? — без лишних приветствий спросил я, наклоняясь к ним.

Если у них и были какие-то сомнения, что перед ними человек, которому положено тут находиться, то после такого начала сомнений больше не было.

— Да отлично наследник, — удовлетворенно заверил меня часовой с густыми бровями.

— События уже начались? — задал я, замирая, главный вопрос.

— Да ты голову подними, барс,- вон они, события, над тобой, чуть левее, — показал коричневатые зубы чернобровый.

Я медленно повел глазами вверх по древку прикрепленного к воротам длинного копья. Кровь медленно, очень медленно сползала вниз по этому древку.

Его верхушку, там, куда попадали уже утренние лучи, украшала человеческая голова — с распухшим ртом, короткой бородкой и прикрытыми, со слипшимися ресницами, глазами.

Я смотрел на голову премьер-министра Ян Гочжуна.

«Хорошо, что ты успел съесть ту лепешку», — мелькнула у меня мысль. А губы сами выговорили главный вопрос:

— Это что — все?

— Пока все, — охотно ответил бровастый часовой. — Дальше — император думает. Пусть думает. Человек немолодой, вопрос серьезный… Ну а мы… что ж, мы подождем. Куда же нам спешить…

Я перевел дыхание, делая вид, что вздохнул с недовольством. Как же мне пока что везет…

— Генерал Яо внутри? — спросил я усталым голосом, подбирая поводья. И уже тронул коня шагом, слушая ожидаемое: «А где же ему еще быть».

— Как там город? — донеслось мне вслед.

— Люди бегут, — коротко ответил я, полуобернувшись.

Из-за моей спины донесся тяжелый вздох. И вслед — предупреждение: если я рассчитываю, что меня здесь хорошо накормят, то меня ждут сюрпризы.

В такие моменты глаза начинают видеть необычайно яркие краски и пронзительно четкие линии. А время течет медленно, достаточно медленно, чтобы я успел увидеть, обдумать и сделать множество вещей одновременно.

Варза я привязал к коновязи с краю, мордой к воротам, так, чтобы вылететь на нем к этим воротам можно было сразу. Уздечку завязал так, чтобы только я мог развязать ее мгновенно. И это было хорошо.

Ворота открывались внутрь, и если бы они были заперты, то выбраться со двора почтовой станции было бы невозможно. Лезть через стену, потом искать хоть какую-то лошадь у дороги? Не очень хорошо.

От красных мундиров гвардейцев рябило во дворе. Гвардейцы в основном сидели кучками на земле среди довольно длинных павильонов, уходивших в глубь двора. Все гражданские находились, видимо, внутри этих павильонов. По сути, в осаде. А это… не хорошо и не плохо — как и ожидалось.

В переднем дворе, который я только что пересек верхом, было много пустого пространства и очень мало солдат: хорошо. Выходили в этот двор разные двери — например, дверь ресторана. Что бывает позади ресторана? Кухня, без сомнения. А кухни обычно выходят во внутренний двор, где я в этот момент уже находился. И куда этот задний ход выводит? Прямо в садик? Нет, к задней стене маленького храма Учителя Фо, откуда тянутся струйки сладкого дыма. А вот это не столько хорошо или плохо, сколько интересно. Потому что… потому что человека, выходящего из кухни к храму, во внутренний двор, с этого двора сначала не видно. Более того, в храм можно войти и сзади, как раз напротив запасного выхода из кухни. И что нам это дает? Пока — ничего. Но…