Любимая президента

Я и не хотела воскресать. Меня уже и так давно нет. Есть человек, который обязан вырастить сына, обязан жить так, как нужно, обязан функционировать, но все краски словно смазались, и мир стал черно-белым. Единственное цветное пятнышко – это мой малыш. Как яркий отвлекающий эпизод в черно-белом фильме. Только на нем концентрируешься. Все остальное слишком блеклое и унылое.

Я всхлипывала, с трудом выравнивая дыхания, чувствуя, как старческие ладони гладят меня по голове, прижимаясь к женщине и невольно понемногу успокаиваясь. Но как преодолеть боль? Как справиться с ней? Как утолить ее голод, если она сжирает меня и обгладывает до костей? Мне кажется, я схожу с ума, кажется, что в моей голове постоянно звучит его голос и мой собственный, который топит его в болоте ненависти. Но даже жить вдали от него и знать, что он есть, знать, что он дышит, ходит, смеется, существует, намного легче, чем смириться с тем, что его больше нет.

Как люди проживают эту боль? Где берут силы дышать? Говорят, потом станет легче…Но я в это не верила.

Я не хотела засыпать в ту ночь. Я боялась уснуть, потому что утром должна была пройти церемония прощания и похороны. Я всю ночь сидела перед свечой и смотрела на свое отражение в окне. Последними моими словами ЕМУ были проклятия. И у меня больше никогда не будет шанса сказать, как я его любила. Никогда.

Просто прошептать «Я люблю тебя, проклятый деспот, я так безумно всегда люблю тебя…что же ты сделал со мной? Как перестать болеть тобой, как вытравить тебя из своего сердца…?»

Задремала на рассвете, уронив голову на руки. Проснулась от того, что Лариса Николаевна тронула за плечо.

- Идем. Церемония прощания в прямом эфире. Другого шанса увидеть уже не будет. Идем, моя девочка. Это важно. Нужно попрощаться пусть даже так, иначе не сможешь отпустить.

- Я и так не смогу…

- Но будет завершенность. Идем. Я покормила Льдинку, и он снова уснул.

Уже второй день у меня не было молока. Пришлось покупать смесь и кормить малыша ею.

По телевизору показывали площадь, наполненную людьми. Они идут с цветами, плакатами. Женщины в черных платках. Что-то говорит диктор, и я лишь могу разобрать, что-то насчет похорон вместе…

- Несмотря на развод не было никаких распоряжений насчет похорон президента и Первой леди. Приближенные люди и дочери приняли решение похоронить усопших вместе.

Камера ползет по лицам людей, по окружившим два гроба охранникам и какой-то толпе совершенно незнакомых мне людей. Я только смогла различить среди них Эллен. Как камера перепрыгнула на гробы, и я тихо застонала, сжимая руки в кулаки.

Издалека мне был виден профиль Петра, колени подогнулись, и я с трудом удержалась, чтобы не упасть.

- Так как гробы с телами находятся в непосредственной близости друг от друга, а врачами до сих пор не установлен точный диагноз покойной Людмилы Филипповны, доступ к телам ограничен. Попрощаться можно на расстоянии, операторов также не подпускают на расстояние ближе пяти метров.

Но я его не слышала… я, шатаясь, отошла к окну. Не могу смотреть. От боли, мне кажется, я задохнусь.

К дому подъехала машина…Минибус черного цвета. Я смотрела на него отрешенным взглядом, пока не увидела, как из него выходит…Гройсман и направляется к дому.

Бросилась к двери, распахнула, выскочила на улицу, отворяя калитку, и встретилась взглядом с непроницаемыми глазами Карла Адольфовича.

- Заносите! – крикнул он кому-то!

Перевела взгляд на машину и увидела, как двое здоровенных мужиков вытаскивают кого-то, удерживая под руки.

Глава 12

А еще на меня никто никогда так не смотрел. Я такой голод видела лишь в глазах наркоманов, которых привозили к нам в дичайшей ломке. Они точно так же смотрели на шприц в моих руках. И мне было жутко, что он хочет не только мое тело. Он хочет всю меня.

(с) Ульяна Соболева. Отшельник

Мне не нужно было узнавать. Я узнала и так. Потому что сердце не просто задергалось, оно зашлось в диком, оглушительном вопле. Я бы закричала, но голос пропал. Словно связки свело судорогой, сдавило горло. Смотрю на светлые волосы с тонкой ниточкой серебра и чувствую, как пол уходит из-под ног, как начинает крутиться комната. Кажется, я сейчас упаду. Потому что от облегчения, радости и одновременно нахлынувшего отчаяния затошнило.

- Нет на это времени! Никаких обмороков и соплей! Потом! Куда нести? Нужно место, где его не увидят и не найдут. Быстрее! Мы у всех на виду!

Я почти ничего не слышу, меня слишком трясет, меня буквально подбрасывает, как в ужасной лихорадке, даже зубы стучат. Мне очень хочется кричать, и я не могу. Только издаю сдавленные звуки, как парализованное животное. ОН ЖИВ! ЖИИИИВ! Или это я умерла, и мне все кажется…

- В погреб!

Послышался голос Ларисы Николаевны. Он был на удивление четким и сильным. Отрезвил меня от ступора.

- Несите в погреб. Правда, там узкая лестница! Один пусть спустится вниз и держит за ноги. И осторожно, там слева банки с консервацией!

- Где погреб?!

Она указала рукой на кладовку.