Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль

Кори кивнул, попрощался и вышел из дома. Он пересек улицу и, очутившись на противоположной стороне, поднял голову вверх, как раз вовремя, чтобы заметить лицо Литы, мелькнувшее в окне спальни. Она отодвинула занавеску, чтобы взглянуть наружу, а теперь занавеска снова была на месте.

«И что за всем этим кроется? – подумал он. – Возможно, нечто важное. А может, и нет. Не исключено, что ей просто смертельно скучно в этом доме, и подглядывание и подслушивание – лишь способ развлечься. Но с другой стороны, если копнуть глубже… Прекрати! – сказал он себе. – Начнешь копать, нароешь гору выше головы. Лучше ограничиться тем, что тебе известно. А все, что тебе известно, это то, что ее зовут Лита и что она девушка Грогана.

А что тебе известно о Грогане?

Ну, давай разберемся. Это давняя история. Ты был еще мальчишкой, когда Гроган стал хозяйничать в этом предместье. Он родился и вырос тут и, по слухам, начинал самым что ни на есть рядовым бандитом. Поэтому подростком он некоторое время провел в исправительной школе для мальчиков. Но это его мало изменило. Разве что он стал умнее и хитрее, и, хотя время от времени его таскали в участок, ему не могли предъявить ровным счетом ничего. Либо не было улик, либо не было свидетелей, чаще, конечно, свидетелей. Если просмотреть те дела, то в них фигурируют имена нескольких людей, которые неожиданно покинули город. По крайней мере, в официальных бумагах сообщается об их внезапном отъезде. То, что их больше никто никогда не видел, – совсем другое дело. Это как дружеское предупреждение в старой поговорке: с волками жить – по–волчьи выть. То есть хочешь жить здесь – не связывайся в Гроганом.

Ладно, это – одно. Деньги же – совсем другое дело. Откуда они у Грогана? Ну, в списке его собственности числятся: бар, бассейн, химчистка и ломбард. И рента за жилье, которую платит чуть ли не каждый обитатель «Болот», идет в его карман. Если сложить все вместе, получается немало. Но это лишь часть его денег. И очень небольшая часть.

Настоящие денежки – это куш от другой деятельности – сделок и предприятий, о которых никто не говорит, во всяком случае трезвый и в здравом уме. Но случается, что какой–нибудь осел напивается и проговаривается. Ты сам слышал и о вымогательстве и о рэкете. И о контрабанде. И о похищениях. Обо всех масштабных операциях с сухопутным и корабельным грузом. Это все денежки! Наличные!

Если уж на то пошло, Гроган мог бы и не говорить, что запрятал кучу денег на черный день. Нетрудно догадаться. И не ты один такой умный. Куча людей могла прийти к выводу, что Гроган не платит всех налогов со своих доходов. Но ты не можешь начать проверять всех подряд. Ты не знаешь, с кого начать. В твоем списке слишком много людей, а это тебе не телефонный справочник. И черт его знает, как можно его сократить. Получается, что пятнадцати кусков тебе не видать. И я думаю…»

Но здесь Кори прервал свои размышления. Его мозг заработал как машина, едва он услышал шорох позади себя. Это был короткий, очень слабый хруст, похожий на скрежет, а потом – тишина. Включившийся внутренний инструмент показал расстояние около тридцати футов. Далее инструмент рассчитал, что кто–то случайно наступил на разбитое стекло. Кто–то, кто следил за Кори – очень осторожно, стараясь, чтобы не было слышно его шагов, – но тут разбитое стекло сработало как усилитель, и теперь Кори знал наверняка, что некто решил составить ему компанию.

Он не оглянулся и не прибавил шагу, неспешно двигаясь по Второй улице в сторону Эддисон–авеню. Руки его были свободны, но правая напряглась, и с каждым взмахом пальцы ее приближались к револьверу под ремнем.

Позади не слышно было никаких звуков, и Кори едва заметно улыбнулся. Он отчетливо видел на экране своего радара, что преследователь специально отстал, чтобы увеличить расстояние между ними. К тому же он теперь, вероятно, внимательно выискивает на тротуаре другие осколки стекла, чтобы не наделать еще шума.

«Осторожный, зараза, – подумал Кори. – Кто бы он ни был, он – стреляный воробей».

Тут снова заработал его инструмент. До пересечения Второй улицы и Эддисон–авеню оставалось менее шестидесяти футов. В двадцати футах открывался вход в проулок. На противоположной стороне улицы горел фонарь на удивление ярким светом. Кори шагнул в проулок. Он шел неторопливо, небрежно, словно всегда ходил именно этой дорогой.

Свернув в проулок, он ускорил шаг. Перед ним возник расшатанный дощатый забор чьего–то заднего двора. Кори перепрыгнул его, потом пригнулся и стал ждать. Ни звука. В щель между досками он видел свет фонаря на другой стороне Второй улицы.

«Замечательно, – подумал Кори. – Свет достаточно яркий».

В темноте мелькнула чья–то тень. Тень становилась все больше и больше. Кори прищурился и припал к щели. Потом тень превратилась в мужчину, стоящего у входа в проулок.

Мужчина подался вперед, его голова на вытянутой шее медленно поворачивалась то в одну сторону, то в другую, пока он оглядывался. Свет фонаря упал на его лицо, и Кори узнал Делберта Кингсли.

Глава 4