Любимчик Эпохи

Виталя усадил его за кухонный стол с дешевой клеенкой, плотно заставленный домашней едой: пирожки, блинчики, ватрушки исходили горячим паром и возвышались в тарелках египетскими пирамидами. Жена налила чай и поставила стопки.

— Махнем? — спросил майор.

— Дав-вай сначала к д-делу.

— Итак, резюмируем, что мы ищем? — собрался Виталя.

— Ищем некую К-корзинкину Зэ Пэ, кот-торую почему-то в сорок п-первой к-квартире искал тот х-хмырь, помнишь?

— Илюша, я помню все. Смотри, что я нарыл.

Виталя раскрыл старую коричневую папку с потертыми углами и, смочив слюной волосатые пальцы, начал по одной перекладывать бумажки на стол.

— В нашем городе за последние пятьдесят лет проживало тридцать две Корзинкины, из них Зэ Пэ — три штуки. Помнишь, как звали искомую Корзинкину? — Мент поднял на лоб очки с засаленными стеклами.

— Н-нет.

— П-память д-дырявая, — передразнил его Виталя, — мужик искал не кого-нибудь, а Злату Петровну, свою дочь! И звали его Игнатов Петр Петрович!

— От-ткуда т-ты помнишь? — изумился Илюша.

— Профессия у меня такая, — майор поднял вверх указательный палец. — Так вот, из этих Зэ Пэ — Златы Петровны нет ни одной. Зоя и две Зинаиды. Игнатов Петр Петрович прибыл из-под Архангельска. Я навел справки, он уже умер вместе со своей женой. Дети его ни о какой Корзинкиной никогда не слышали.

— Т-так это т-тупик… — растерянно произнес Илья.

— У нас остается только одна зацепка, — продолжил Виталя. — Ваш дом принадлежал городской администрации, и часть квартир была предназначена для передовиков производства, почетных граждан, ветеранов войны и труда, а также инвалидов. Сорок первая как раз была из их числа. До Анны Ивановны Полуэктовой по кличке Эпоха там никто не проживал. Официально. Я в то время не работал — лично не видел. Анну Полуэктову вселяла в квартиру некая Нина Ланская — глава молодежного комитета городской администрации, любовница одного эмвэдэшника, мы его недавно хоронили за счет союза ветеранов. Она жива, эмигрировала сначала в Израиль, а сейчас живет в Тунисе. Вот ее и надо искать. Если она кого-то вселяла, значит, знала, кто оттуда выселялся и куда.

— А если он-на не з-знала? — Илюша был полностью разочарован.

— Значит, искупаешься в Средиземном море и поешь устриц, — заключил Виталя.

— К-корзинкина ум-мерла в деревне Т-томилино с какой-то т-травмой…

— Этого населенного пункта больше не существует, я узнавал. — Мент запихнул в рот пирожок, из которого поперла на подбородок красная жижа, и, причмокивая, отхлебнул чай. — Снесли на хрен, сейчас там построили завод «Данон», йогурты выпускают.

— Н-наливай, — вздохнул Илюша. — П-похоже, Корзинкина — эт-то м-мираж.

— А скажи-ка, на кой черт она тебе сперлась?

Илюша помялся, опрокинул стопку, понизил голос:

— К-клянись, что ник-кому не с-скажешь!

— Клянусь, — серьезно ответил Виталя.

Илья рассказал ему всю историю с биркой и передал разговор с отцом. Мент почесал лысеющую макушку.

— Соня не твоя мать? Черта с два! Она же бегала с тобой по всем больницам, сдувала с тебя пылинки, тряслась над тобой, зацеловывала до смерти… Весь двор это видел.

— Соня — м-моя мать. Был-ла и будет. Я ищу биологич-ческую р-родственницу.

— Тогда для начала дуй в город Октябрьск рядом с этим «Даноном», поднимай архив, уточняй, кто жил на территории, которую сейчас занимает завод. Потому что «Данон» открывал мэр Октябрьска. Ищи бабу, принимавшую роды Корзинкиной. Если Злата Петровна умерла, как утверждает твой отец, то в вашем доме занимать квартиру уже не могла. А если осталась жива, в чем я уверен, то повитуха может что-то знать.

— П-почему ты ув-верен, что она не ум-мерла при родах?

— Ментовская чуйка, — Виталя стукнул волосатым кулаком в грудь, — да и поверь, просто так ее папаня не приехал бы из Архангельска, если бы у него не было данных о квартире. Я знаю этот тип людей. Наследнички… У них нюх на оставленное имущество…