Любимчик Эпохи

Следующие несколько месяцев стали для Илюши кошмаром. Он еженедельно мотался в замызганный городишко Октябрьск, жил в грязной гостинице с туалетом в конце коридора и таскал толстой бабище — главе местного архива — бутылки коньяка и швейцарский шоколад. Архив города и близлежащих деревень был не только не оцифрован, но даже не упорядочен в бумажном виде. Октябрьская бабища инстинктами не отличалась от всех остальных женщин, поэтому безнадежно влюбилась в Илюшу и в своих постклимактерических мечтах имела его и так и эдак в интерьере плесневеющего архива и на фоне видов из рекламы «Баунти». Звали ее Ольгой Филипповной. Она истово хотела помочь Илюше, поэтому нашла папку под названием «Томилино» буквально через неделю. Но мысль о том, что этот белокурый голубоглазый мужчина со шрамами через все лицо больше не появится в ее забытом богом логове, толкала Ольгу Филипповну на сделку с совестью. Она не отдавала папку, заставляя Илюшу изо дня в день копаться в заведомо не подходящих документах. А когда он, измученный, пришел к ней в кабинет прощаться — «п-поиски не п-принесли результата, ув-вы» — бабища торжественно достала папку. Илюша заморгал, заподозрив Ольгу Филипповну в нечистоплотности. Она разрыдалась, объяснив, что переживает последнюю в жизни, безответную любовь. И что он — свет, он — ангел, он — солнечный луч в этом грязном скорбном мире. Илюша закатил глаза, отчаянно зарычал и опустился в сломанное кресло с рваной обивкой. Бабища рухнула перед ним на колени. В декорациях сползающих пластами обоев, запыленного тюля и засиженной мухами люстры эта сцена ломала все стереотипы о признании в любви как таковом.

— В-встаньте, бог-га ради! — испугался Илюша.

— Не могу, — плакала Ольга Филипповна, — у меня артроз…

— В-вашу м-мать! — Илья с трудом соскреб с пола эту рыхлую, больную женщину и усадил на стул.

— Миленький мой, спасибо, — утирала слезы бабища.

— Я не с-сержусь на в‐вас, я оч-чень ценю в‐вашу любовь, — в ужасе лепетал Илюша, — только п-прекратите вод-дить меня за н-нос.

— Хорошо, вы пообедаете со мной в ресторане? — Она попыталась напоследок урвать капельку счастья.

— К-конечно, п-прямо сегодня! — пообещал Илюша.

— Ладно, — смирилась Ольга Филипповна. — Я изучила ваш вопрос. И даже поговорила по телефону с очевидцами. В Томилине была фельдшерица. Надежда Сергеевна Гучко. Она, к сожалению, полгода назад умерла. К ней часто привозили пострадавших с завода «ХимФосфор». Ну там ожоги, отравления. Привозили тайно, это ж статья была! Она их лечила. Пятьдесят лет назад на этом «ХимФосфоре» что-то взорвалось. И да, говорят, ей снова кого-то привезли. Но никакой девушки восемнадцати-двадцати лет никто из томилинцев не припоминает. Либо она правда умерла. Либо ее также инкогнито куда-то вывезли.

— Оп-пять тупик, — выдохнул Илюша.

Уже вечером, сидя в местном кафе и терзая ножом резиновую говядину, Ольга Филипповна, одетая в праздничное платье с люрексом, наклонила вперед увядающее декольте.

— Я кое-что нашла для вас, Илюша, — прошептала она загадочно.

— Не т-томите, — ответил Илья, мучительно пытаясь достать языком мясное волокно, застрявшее в зубах.

— В метриках соседнего с Томилином села Осташково я отыскала женщину с фамилией Коринкина Зольда Петровна. Ее возраст совпадает с искомой Корзинкиной. Пятьдесят четвертого года рождения. Понимаете, о чем я?

— К-кажется, да… или н-нет…

— Корзинкину вполне могли вывезти в другой населенный пункт и там записать имя-фамилию с ее же слов. А вдруг она картавила? А вдруг из-за травм не могла говорить? Согласитесь, странное совпадение. Да и Зольдами в наших краях никого не называли. Центр России — Марьи да Натальи.

— Он-на мертва? — напрягся Илюша.

— В том-то и дело, что нет! — торжествовала Ольга Филипповна. — Она сейчас в доме престарелых в Александровке! Это поселок городского типа. Улица Ленина, дом два! И мы туда поедем завтра же!

— М-мы? — удивился Илюша.

— Без меня вы ничего не найдете! Я возьму бумагу из социального департамента на проверку этой богадельни.

* * *

В Александровку они двинулись на личном автомобиле Ольги Филипповны. Старая «четверка» «жигулей» без гидроусилителя прыгала по кочкам, как молодая коза. Начальница архива ловко рулила и даже выгребла из глубокой колеи, где машина пыталась застрять навеки. Зима была малоснежной, и это спасало путешественников.

— А в‐вы хорошо в‐водите! — восхитился Илья.

— Оооо! — пропела Ольга Филипповна. — А знаете, как я в молодости на мотоцикле гоняла!

— В-вы на мот-тоцикле?

— А вы думаете, я всегда была жирной теткой? У меня, Илюша, тоже была молодость. Шальная, цветастая. С романами и любовями. И размером я была с тростинку, и глаз горел, и волосы развевались густые, камышового цвета. Это сейчас я замужняя баба, с детьми и внуками, умотанная, погасшая. Вот встретила вас, и душа прямо орхидеями зацвела.

— В-вы и сейчас к-красивая, — сказал Илюша, неожиданно увидев в оплывшем лице и раздутом зобе ту девушку, которую только что описала попутчица.

Ольга Филипповна засмеялась, прижимая свободной от руля ладонью горящую щеку.