Любимчик Эпохи

— Хвалите меня, Илюша, хвалите. Больше меня в жизни никто не похвалит!

— А я в‐все д-детство был зад-дротом, — признался Илюша. — У меня брат старший — Родик — вот тот красавец необ-быкновенный. Я в‐все за ним д-донашивал, п-повторял все п-поступки. Он умер год н-назад. Мне достал-лась его жена. Я вмес-сто него ж-живу.

— Не любили его?

— Л-любил, ненав-видел, восхищался, зав-видовал…

— Это жизнь, Илюша, настоящая жизнь…

По краям замерзшей колеи вместе с «четверкой» прыгали черно-белые пейзажи: убогие домики, сараи, припорошенные снегом поля, скучные островки безлиственного леса. Как и Ольга Филипповна, они, увядшие и скрипучие, хранили память о буйстве лета. Но, в отличие от октябрьской архивщицы, им дарована была следующая весна, грядущее цветение, еще одна молодость. А русской бабище за рулем, толстой, отчаянно влюбленной и безвозвратно стареющей — нет.

Остановились у зеленого забора уже под вечер. За ним стояло двухэтажное панельное здание, жаждущее ремонта. Илюша нажал грязную кнопку звонка. Никто не открыл. Начальница архива постучала ногой в железные ворота. По всей улице залаяли собаки. На крыльцо вышла тетка в валенках и пуховике, накинутом, видимо, на нижнее белье.

— Че надо? — гаркнула она.

— Проверка из администрации Октябрьска, — правительственным тоном ответила архивщица.

Тетка юркнула в дом, быстро надела брюки с кофтой и с видом напакостившей собаки побежала открывать калитку.

— Что ж вы без предупреждения? Мы бы вас встретили хлебосольно! — оправдывалась тетка. — Я — Ирина, дежурная сестра.

Они вошли в плохо прогретое помещение. Из его нутра пахнуло отравой для тараканов, мочой и смертью. В вестибюле рядом с маленькой регистратурой орал черно-белый ламповый телевизор. В жестких креслах времен СССР сидели желтые старики в верхней одежде и смотрели какую-то мелодраму.

— Что-то скудно у вас! — по-чиновничьи, с упреком сказала Ольга Филипповна.

— Так финансирование жиденькое, — залебезила Ирина. — На еду с трудом хватает!

— По вам-то незаметно, что жрать нечего. — Архивщица оглядела с ног до головы такую же, как она, крупную бабу. — Воруете, поди?

— Да что вы! Перловку воровать, что ли? Или кубики «Магги»? А на меня не смотрите, я — диабетчица, вот и разнесло!

— Почему все люди у вас желтые? — продолжала допрос архивщица.

— Дустовым мылом их моем, от вшей, в коже со временем накапливается, — оправдывалась Ирина.

— Ладно, проверку всех документов начнем завтра утром. А сейчас нам нужно изучить личные дела стариков да познакомиться с некоторыми из них.

— Как вам угодно! Я все достану, все принесу.

— Зольда Коринкина у вас проживает? — строго спросила Ольга Филипповна.

— Рваная? Есть такая!

— П-почему рваная? — удивился Илюша, переглянувшись с архивщицей.

— Ну, кличка у нее такая. Изуродована вся, в шрамах, в струпьях.

— Он-на! — заволновался Илья. — Оля, эт-то она!

От выплеснутого из Илюшиных уст собственного имени, не обремененного отчеством и возрастом, чиновница подавилась слезами.

— Когда она получила увечья?

— Да бог ее знает, когда-то в молодости, — задумалась сестра, — она и не рассказывает об этом. Странная. Людей не любит, собак боится аж до истерики.

— Д-да п-пойдемте уже к ней! — сорвался Илюша.

Ирина повела их по тусклому коридору и двинула плечом одну из убогих дверей. Запах лекарств, испражнений и свежей краски сбивал с ног. В палате вдоль стен стояло пять коек. На них, укутанные кто во что, лежали высохшие, йодного цвета старухи, покрытые одинаковыми зелеными пледами без пододеяльников. В дальнем углу на кровати сидела согнутая пожилая женщина и смотрела в черный квадрат окна. На хлопок двери она не отреагировала.

— Зольда! — окликнула сестра. — К тебе из городской администрации приехали.

Опрятно одетая, в юбке и водолазке с высоким горлом, женщина обернулась. В темноте палаты ее силуэт ничем не отличался от других. И только когда сестра щелкнула выключателем на стене, Ольга с Ильей одновременно издали короткий горловой звук. Лицо Зольды будто перетянул канат, скрученный из собственной кожи. Голый скальп с остатками черных волос сползал набекрень. Левое ухо находилось на уровне щеки, правое задиралось значительно выше виска и представляло собой дыру без ушной раковины.

— Слушаю вас, — сказала она очень медленно, с трудом открывая рот. Губы ее тоже были сильно повреждены.

Илюша, державший в руках торт с шампанским, забыл, как дышать. Ужас перед человеческим уродством захлопнул щеколду в его мозгу, он потерял дар речи. Ольга тоже стояла подавленная. На помощь пришла сестра.

— Чиновники приехали проверить, как ты живешь. Поговорят с тобой, зададут вопросы, — разъяснила она.

— В рамках программы поддержки инвалидов. Подробно знакомимся с вашей биографией, — вышла из оцепенения Ольга.

Зольда развела руками. Кисти ее тоже оказались исполосованы шрамами. Указательного пальца на правой руке не было.

— Ну что ж, — протянула она. — Берите стулья, садитесь.