Любимчик Эпохи

— Знаешь, Илюша, я поняла, как сильно люблю своего мужа, дочерей, трех внуков… — наконец вымолвила архивщица.

— Да, Оля… Все поз-знается в с-сравнении. Мне т-тоже многое от-ткрылось.

Они дружески обнялись. Стена, разделявшая социальный статус, возраст, мировоззрение, растаяла.

— Т-только вот как т-теперь жить с тем, что он-ни голодают?

— Трубить во все СМИ, искать спонсоров, — вздохнула Ольга. — Если не мы, то кто?

— С-сделай это, п-прошу тебя, — взмолился Илюша, — я оп-плачу все расход-ды… — он помолчал, — за счет б-брата, конечно. Сам-то я н-нищеброд…

Глава 30. Медина

После октябрьских мытарств Илья решил прекратить поиски. Ему уже ничего не хотелось знать. Он стал больше времени проводить с родителями, жался к маме, как молочный щенок. В Александровский дом престарелых перечислил миллион рублей с Ленкиного разрешения. Периодически ему звонила Ольга Филипповна и отчитывалась, на что потрачены деньги. Он боялся этих звонков — в памяти вспыхивали сцены, от которых хотелось отгородиться навсегда.

— Оля, не рассказывай м-мне больше об эт-том, ум-моляю! Ты могучая б-баба. На тебе Р-россия д-держится. А я — с-слабак, хил-лый мужичонка, мне эт-того не выд-держать.

— Ты — прекрасный, Илюша, — смеялась она, — ты рождаешь в женщинах все самое лучшее!

— Она права, — подхватывала Ленка, услышав разговор по громкой связи, — думаешь, твоя чиновница ради стариков старается? Она делает добро во имя тебя!

— Как же т-тяжело быть б-богом, девки, в‐вы даже не п-представляете, — стонал Илюша, пока Ленка массировала ему пальцы ног.

В начале следующей осени Ленка заныла. Она всегда хотела поехать с Илюшей на курорт, но тот отбрыкивался как мог. Ему казалось, пока он с ней в одной квартире, в кругу семьи, их отношения не так заметны, не так чудовищно порочны. Фланирование вдвоем в шортах и майках по берегу океана виделось ему демонстрацией предательства всему миру. Чувство вины зашкаливало, он не способен был на такую вызывающую сделку с самим собой. Но Ленка видела это иначе. В октябре она положила на стол билеты и сказала:

— Через неделю отправляемся в Тунис. Маленький город Хаммамет, талассотерапия, грязевые ванны, белый песок, бирюзовое море. И кстати, где-то там живет тетя, которая может знать о твоей Корзинкиной.

Илюша смирился. Он еще раз набрал Виталю и уточнил, где та проживает.

— Ну наконец! — обрадовался майор. — Помяни мое ментовское ясновидение, Ланская как-то связана с этой историей. Живет в Бизерте, замужем за местным арабом, моряком. Больше ничего не знаю. Да там этого Туниса — жмень! За день все объедешь!

* * *

Хаммамет оказался крошечным городком, от которого в обе стороны по побережью тянулась гряда отелей. Ленка с первого же дня взяла себе курс процедур и постоянно ходила в чалме из кипенно белого полотенца, махровом халате и с огромной сумкой через плечо. От нее пахло водорослями и руками арабов-массажистов. Илюша ездил в Медину — тысячелетнюю крепость в центре поселения — и вел переговоры с местным турагентством, чтобы его свозили в Бизерту — город портовый, с военными кораблями, нетуристический. Расслабленный улыбчивый араб Мохаммед взялся быть его экскурсоводом, и на плохом английском оба договорились тронуться с утречка на арендованном «опеле». Платить нужно было налом, мимо кассы. Илья отмусолил двести долларов залога. Мохаммед всю свою жизнь проводил в малюсеньком кафе, притулившемся к стенам Медины, и, сидя на ковриках, пил мятный чай с кедровыми орешками, курил кальян, о чем-то гавкал на родном языке с официантами и на всех остальных — с туристами.

— Присядь, куда бежишь? — пригласил он заполошного Илюшу по-английски. — Глотни кофе, возьми шишу.

Илья сел без удовольствия, чтобы угодить арабу, взобрался на грязный кожаный пуфик вдоль стены, снял сандалии, темные очки, прижался спиной к камням Медины. Ковровый навес защищал от солнца, туристов в середине дня было мало, впереди в полном штиле застыло море. Как и обещала Ленка, на абсолютно белом песке оно преломлялось всеми оттенками лазури. Ближе к небольшому причалу для лодок берег становился грубее, переходя из песка в булыжники, и далее — в обломки скалистой породы. На бетонном парапете сидели тощие кошки в ожидании рыбаков с уловом. Местная музыка, витиеватая как арабская вязь, звучала будто бы справа налево, из конца в начало, непривычно для слуха европейцев. Огромный парень в грязном фартуке, надетом на голый раскачанный торс, принес кофе и кальян.

— Это Туту, он будет нашим водителем, — продолжал практиковать свой английский Мохаммед.