Любимец

Потом нам пришлось спешиться. Мост через реку был разрушен, и из нее торчали только опоры и углы ушедших в воду бетонных плит. К счастью, справа был брод, к которому вели накатанные колеи. Когда мы уже спустились к воде, Лысый крикнул:

‒ Замри! ‒ И сам уронил голову на руль. Я тоже замер.

Оказывается, слух Лысого не подвел ‒ не высоко и медленно летел большой вертолет спонсоров.

Нас они не заметили или не сочли целью, достойной внимания.

‒ Это хорошо, что не заметили, ‒ сказал Лысый, снова заводя двигатель, ‒ а то они стреляют без предупреждения.

Мы поехали дальше. Благополучно миновали брод, поднялись на противоположный берег. Там между двух бетонных столбов было натянуто вылинявшее алое полотно с большими белыми буквами: «Порадуем спонсоров достижениями в труде и отдыхе!»

Неожиданно мы увидели, как навстречу нам катит какой-то экипаж, запряженный лошадью. Мы не стали прятаться, да и те люди в экипаже ‒ телеге с высокими бортами ‒ не желали нам вреда.

Потом встретились пешие люди ‒ они-то при звуке нашего кашляющего мотора нырнули было в кювет, но Лысый закричал гортанно и непонятно, и люди, кто голый, а кто и одетый, стали вылезать из кювета.

‒ Скоро будем на месте. Там я тебя оставлю. Будешь ждать человека от Маркизы, ‒ сказал Лысый и неприятно улыбнулся. Слова его звучали лживо. Словно человек ‒ это не человек, а «якобы человек», и Маркиза ‒ всего лишь «так называемая маркиза».

На покосившемся и выцветшем от бесчисленных лет металлическом указателе я прочел странное и непонятное слово «Мытищи». Туда и свернули. Дорога шла лесом, в котором я видел отдельные дома, большей частью разрушенные. Заем мы съехали на еще более узкую и запущенную дорожку, грузовик подпрыгивал так, словно хотел нас выкинуть из кабины.

Наконец, под сенью раскидистых деревьев мы остановились.

‒ Пронесло, ‒ сказал Лысый. ‒ Говорил я мадамке, что надо было затемно выезжать ‒ а ей что люди? Ей технику жалко ‒ в яму влетишь, и не будет мотора!

Он передразнил свою хозяйку. Точно так, как мы, любимцы, передразниваем своих спонсоров.

К нам уже шел человек в кожаных штанах, с резиновой дубинкой на перевязи. Он был широк, приземист и горбат.

‒ Привет, ‒ сказал он.

‒ Тебе то же, ‒ сказал Лысый.

‒ Привез? ‒ спросил человек с дубинкой.

Лысый приказал мне:

‒ Вылезай.

‒ Вот, видишь, ‒ сказал он горбуну. ‒ И как?

‒ Ничего, нормально, ‒ ответил горбун, осматривая меня, как поросенка на рынке.

Мы подошли к дому, сложенному из толстых бревен. Окна в нем были маленькие. Внутри, за прихожей, в которой стояли пустые кадки и ящики и пахло гнилой картошкой, была большая комната с низким потолком. У стены был камин. Такие, только побольше, делали в домах спонсоров. Возле камина на полу лежали звериные шкуры и шкурки ползунов. На них сидели люди ‒ человек пять. Они встретили нас невнятными приветствиями. Лысый был здесь свой.

‒ Привез? ‒ спросил человек с черной курчавой шевелюрой и очень черными глазами, близко посаженными к тонкому горбатому носу.

‒ Посмотри, ‒ Лысый показал на меня.

Курчавый подошел ко мне, но я на него не смотрел, потому что меня поразила его одежда. Этот человек не только осмелился покрыть свою наготу, но сшил себе костюм, поражающий воображение. Материя, из которого он был сделан, поблескивала и переливалась радугой, по ней тянулись узоры из серебряного и золотого шитья, а узкие, в обтяжку, штаны были заправлены в особый род обуви, такой высокой и неудобной, что я не удержался и невпопад спросил:

‒ А это как называется?

‒ Это называется ботфорты, сапоги такие, ‒ сказал курчавый. ‒ А ты не видал?

‒ Нет, не видал.

‒ Ты в лесу жил, да?

‒ Нет, не в лесу.

Человек этот мне не нравился, он был недобрый. Как у всякого домашнего животного, зависящего от милости сильных, у меня был нюх на людей и спонсоров. Ведь спонсоры тоже разные бывают.

‒ Ну что ж, тогда с благополучным прибытием, ‒ сказал курчавый. Неожиданно он крепко сжал мое предплечье, и я инстинктивно отбросил его руку.

‒ Правильно, ‒ сказал курчавый, отходя от меня. ‒ Реакция отменная. И мышцы нормальные. А то теперь все больше уроды попадаются. Мутанты корявые!

Я не знал, зачем ему моя реакция.

‒ Угостите парня, ‒ сказал курчавый.

На небольшом возвышении перед теми людьми стояли какие-то глиняные сосуды и лежала еда. Я подумал сразу, что так и не успел позавтракать.

‒ Чего хочешь? ‒ спросил курчавый.

‒ Я голодный, ‒ сказал я.

‒ Я знаю, что голодный. У мадамки не нажрешься.

Остальные засмеялись, и Лысый вторил им.

Курчавый отломил ногу вареной курицы (такое я пробовал только тайком ‒ утащил из соседской кухни) и я вгрызся в нее, а горбун взял со стола картофелину и кинул мне. Я с благодарностью поймал картофелину и стал ее есть.

‒ Он что, из этих, баптистов? ‒ спросил вдруг курчавый Лысого.

‒ Нет, псих немного, дикий, а так нормальный, не баптист. Натренируешь, меня благодарить будешь. Я ж его за гроши отдаю.