Любимец

‒ Я мужиков видел. С коробкой.

‒ А что в коробке?

‒ Я не знаю. Она закрытая была.

‒ Ты не бойся, любимчик, ‒ сказала Ирка и хихикнула. ‒ Тебя никто не обидит. Тебя завтра увезут, как и договаривались.

‒ А если они тебя не послушаются? Ты ведь кто?

‒ Я ‒ никто, ‒ сказала Ирка. ‒ Но Хенрика они обязательно послушаются.

‒ Давай я ему кнут починю?

‒ Успеешь. А теперь давай будем спать.

Когда все заснули, Ирка забралась ко мне на нары.

Я уж ждал ее ‒ мне без нее было холодно. Она прижалась ко мне, сначала дрожала, а потом согрелась. Я сказал:

‒ Не могу с ползунами. Один на меня как человек глядел.

‒ Нет, ‒ сказала Ирка твердо. ‒ Они не соображают. Ты, видно, убивать не любишь и не умеешь. Все убивать умеют, жизнь такая, что надо убивать, а ты не умеешь ‒ тебя кто-нибудь пришьет, а ты и не заметишь.

Она теснее прижалась ко мне.

‒ Ты теплый, ‒ сообщила она шепотом.

Вокруг на нарах спали или не спали люди. Запах в подвале был тяжелый ‒ мылись-то мы кое-как, без мыла. Но было совсем темно, и можно вообразить, что ты один или в настоящем доме.

‒ Мне их жалко, ‒ сказал я.

‒ Вы бы потише! ‒ зашипел человек с соседних нар ‒ я даже лица его не знал. ‒ Вы тише, вы людям спать мешаете, вы свое делайте… а людям не мешайте.

Ирка его шепотом отругала словами, которых я и не знал, но точно понимал, что это неприличные слова, просто страшно подумать, что они значат. Потом снова стало тихо ‒ только храп и дыхание людей.

‒ Может, я уйду? ‒ спросила Ирка.

‒ Нет, не уходи, ‒ сказал я. ‒ Ты не уходи, а то нам поодиночке холодно.

‒ Боюсь я за тебя, ‒ сказала Ирка.

От ее маленького горячего тела во мне начало подниматься непонятное сладкое, тягучее чувство, странное желание обхватить Ирку руками ‒ но не для тепла, а для того, чтобы целовать и прижиматься сильнее.

Я повернулся к ней и не чувствовал больше вони и тяжелого воздуха.

Я нашел губами ее губы и мы начали целоваться так, что совсем перехватило дыхание, но мы не могли остановиться ‒ я чувствовал, что от желания теряю сознание.

И тут Ирка вдруг сильно оттолкнулась от меня коленками и одним махом спрыгнула вниз с нар, только слышно было, как сильно ударились ее пятки о цементный пол.

‒ Ты что? ‒ Я чуть было не кинулся за ней следом.

Но рядом кто-то выругался.

Ирка подошла к нарам, встала на цыпочки, я увидел ее лицо над краем нар.

‒ Не надо, ‒ сказала она. ‒ Мы же люди с тобой, правда?

‒ Люди? Конечно, люди, ‒ не понял я.

‒ И если что будет, то по-людски, хорошо, любимчик?

‒ Да, ‒ согласился я и все равно в ту ночь не понял, что она хотела сказать.

Мы помолчали. Она погладила меня жесткой узкой ладошкой по лицу, и я поцеловал ее ладонь.

‒ Возьми мешок, ‒ сказал я. ‒ Замерзнешь.

Она взяла мешок, и я скоро заснул. Было очень холодно, я бы мог спуститься к ней на нары, но я понимал, что она этого не хочет. Лучше она будет мерзнуть… Была ли у меня на нее обида? Пожалуй, если и была, то маленькая, потому что я, не понимая в чем она права, соглашался с ее правотой.

Ночью мне снилась чистенькая, завитая любимица из соседнего дома. С ней я тоже целовался, но как только мы начинали целоваться сильно, откуда-то выбегал спонсорский жабеныш, и приходилось убегать.

Утром, когда я проснулся от сирены, Ирки уже не было ‒ она убежала занимать для нас очередь в сортир и в умывальню. И я поспешил, чтобы ей помочь. И понимал, как хорошо, что у меня есть Ирка. Я сейчас увижу ее и обрадуюсь.

Но я ее не увидел, потому что в сортире и в умывальне ее не было, а когда я пошел обратно в подвал, чтобы позавтракать, там меня уже ждал Хенрик. Он был без хлыста.

Я хотел пройти мимо, не глядя на него, но Хенрик сам подошел ко мне, и он не сильно сердился.

‒ Пошли, ‒ сказал он.

‒ Я голодный, ‒ сказал я.

‒ Нельзя задерживаться, ‒ сказал Хенрик.

Он взял со стола горбушку хлеба и отдал мне. Кто-то из сидевших за столом огрызнулся, сказал, что такой кусок ‒ на троих. Хенрик велел ему молчать и повел меня прочь.

Мне было страшно, но я старался утешать себя тем, что Ирка обещала, что все хорошо кончится. А она знает. Хенрик с ней разговаривает как с равной.

Во дворе стоял старенький грузовичок. За рулем уже сидел Лысый.

‒ Сколько вас ждать! ‒ зло оскалился он. ‒ Вот-вот патрули поедут.

‒ Садись! ‒ приказал мне Хенрик.

Он подсадил меня в кузов. Потом впрыгнул за мной.

‒ Вы тоже поедете? ‒ спросил я.

‒ Прокачусь немного, ‒ ответил Хенрик.

Машка-мадамка подошла к открытому окну конторы на втором этаже. Помахала Хенрику. Он помахал в ответ.

‒ Осторожно, ‒ крикнула она. ‒ Вечером жду!

Эти слова были для Хенрика, а может, для Лысого. Но не для меня.

Машина подъехала к воротам. Охранник, стоявший там, сначала подошел к грузовичку, заглянул в кузов и в кабину. Только потом пропустил.

‒ А чего он ищет? ‒ спросил я.

‒ Черт его знает, ‒ ответил Хенрик.

Грузовик выехал из ворот и затрясся по колдобинам дороги.

Через несколько метров дорога повернула в сторону, и с обеих сторон к ней сбежался еловый лес.