Любимое блюдо

Сидя в машине, я рассматривала вещи, которые находилось в гробу. Я перечитывала журналы, вспоминала, кем была, и тех, кто от меня отказался, запихнув меня в коробку, и поражалась тому, насколько мало они обо мне вообще знали. Независимо от того, были ли это мои собственные упущения или отсутствие у них наблюдательности, узнать меня, им было не суждено.

Мой дом был в пятнадцати милях от дома родителей и располагался на другом конце города, куда добраться пешком было весьма проблематично. Склад же находился всего в пяти милях от их дома, что значительно упрощало мою задачу.

Как только я позаботилась о машине, то вышла на улицу и двинулась через жилой район, поражаясь чудовищности своей ситуации.

Вокруг меня бегали дети, одетые в костюмы тыквы, пиратов и призраков. Они визжали и смеялись, размахивая ведрами с конфетами, пока уставшие родители пытались их догнать.

Их было слишком много. Они звучали слишком громко. Даже поездка на авто показалась мне невыносимо трудной. Но заговоривший со мной человек, и обращенные на меня взгляды, которые принадлежали не ему... нервировали и нарушали мое личное пространство. Я чувствовала себя обнаженной и беззащитной.

За месяцы, проведенные со своим похитителем, моя тюрьма стала моим убежищем, а теперь, когда я оказалась на свободе, заключением мне представлялся остальной мир. Бежать было некуда.

Никто не обращал на меня внимания, пока я шла. Я была уверена, что частично это происходило из-за того, что солнце скрылось за деревьями, и яркий дневной свет уже несколько часов как стал более приглушенным. Никто не узнал меня как Эмили. Любой, кто меня видел, не казался мне испуганным или потрясенным. Я просто была очередной девушкой в костюме, как и все остальные.

Уже стемнело, когда я добралась до дома своих родителей. Их крыльцо освещали типичные символы Хэллоуина ― гигантская тыква со свечой внутри, летучие мыши, свисающие с крыльца и окровавленное пугало, которое лежало на тюке сена во дворе.

Они действительно вычеркнули меня из своей жизни, словно у них произошел какой-то психологический сбой, который позволил им закрыть одну дверь и тут же открыть другую. Мои родители похоронили меня и уже на следующий же день начали раздавать местным детишкам конфеты на Хэллоун вместо того, чтобы уделить должное внимание моим поминкам.

Я видела, как они восприняли гибель Кэти. И знала, что для них это был единственный способ пережить такое горе. Они продолжили жить обычной жизнью. Не скорбели и не горевали открыто, вместо этого мама и папа спрятались, похоронили дочь и стерли ее из памяти. Это не было похоже на то, как себя вели нормальные люди по отношению к тем, кого они должны были любить. Даже если они остались лишь воспоминанием.

Когда я постучала, из-за двери раздался голос мамы:

― Тед, держи!

Я услышала, как что-то упало и разбилось, после чего последовал поток проклятий, а затем дверь открылась. Раздражение моей матери переросло в шок.

― Тед! ― закричала она, будто крик мог защитить ее от дочери, которая не умерла и которая исчезнет навсегда как хорошая маленькая девочка.

В дверном проеме позади мамы показался мой отец.

― Донна, что случилось?

Его лицо побледнело, когда он увидел мой болезненный вид, будто я только что вылезла из могилы.

Мне хотелось сказать ему, что они проделали отличную работу, похоронив того, кто не был мертв на самом деле, но в этом был виноват не только мой отец. Он просто всегда соглашался со всем, что говорила делать моя мать.

Я наконец-то снова обрела голос:

― Мам...

― Ты не настоящая, ― сказала она.

Это не было произнесено так, как сказал бы человек, который действительно скучал по своей дочери и был в восторге, что она вернулась домой. Это прозвучало так, будто своим появлением на ее пороге, я испортила ей всю программу двенадцати шагов по отрицанию того, что я когда-либо существовала. Таким принципом руководствовался клан Варгас.

Возможно, мне следовало пойти в другое место. Но это была извращенная месть, и я не хотела подвергать этой нездоровой сцене кого-то, кто этого не заслуживал.

― Я настоящая, мам.

― Но мы тебя похоронили. Тебя закопали в землю.

Мой отец стоял позади моей мамы, положив руки ей на плечи и успокаивая ее, будто он хоть что-то контролировал в этом доме.

― Нет, ты похоронила не меня. Ты не подумала, что, возможно, я не умерла, или это доставило бы тебе неудобства?

Я понимала, что они, должно быть, страдали, пока думали, что потеряли меня. Бессонные ночи, страх за мою безопасность. Но это не отменяло того факта, что они похоронили меня, чтобы облегчить себе жизнь, чтобы иметь возможность жить дальше, в то время, как я была лишена такой роскоши.

А потом начались слезы. Не мои. Я была уверена, что у меня их не осталось. Я израсходовала свой запас на всю жизнь, и с этого момента все мои слезы будут превращаться в слова, а не в соленую воду. Так что нет, это рыдала моя мать. Я ранила ее чувства.

― Как ты могла сказать мне такую мерзость? Мы жутко волновались. Где ты была? Что с тобой произошло?