Любимцы Богини

На следующий день половина корабля от смеха держалась за животы. Некоторые при появлении Володи Шахисламова зажимали нос: «Откуда-то пованивает!» А во время вечерней приборки, Орлов ненароком заметил интенданту, что если тот еще раз закурит, вообще из дерьма не вылезет. Шахисламов наконец понял, что все было подстроено, да и ему наверняка уже кто-нибудь рассказал, чья это задумка. Схватив тесак на камбузе, он бросился на боцмана. А дальше было то, что уже Лавров видел.

Интендант простил боцмана, а тот извинился перед ним. Они даже стали друзьями. Но после этого случая Шахисламов в подводном положении больше не курил и каждый раз, прежде чем воспользоваться гальюном, внимательно осматривал манометры.

Возвращение с моря всегда приятно. Не только предчувствием встречи с родными и любимыми, но и первым глотком свежего воздуха, запахом сигаретного дыма, смешавшегося с ароматами моря. В голове только одно – «Домой, домой, домой!!!». Уже не собирает морячков гитара под нарочитые отчаянно-грустные слова песни:

Зачем нам жены, зачем нам дети?
Земные радости не для нас.
Все чем живем мы на белом свете, —
Глоточек воздуха и приказ!
Уходим в море служить народу,
Но только нет вокруг людей.
Подводная лодка уходит в воду, —
Ищи ее неизвестно где!

В отсеках какая-то особенная, торжественная атмосфера! Каждому кажется, что на берегу его ждет что-то новое, другое, интересное.

Лавров не был исключением. Но на этот раз он всерьез переживал за Любу. Как она там, в новой квартире? Переживания его усилились, после того как его, еще на траверзе Находки, вызвали в центральный пост. СПС ознакомил с содержанием радиограммы, о том, что ему необходимо после швартовки немедленно прибыть в политотдел к капитану первого ранга Артющенко. Лавров не стал спрашивать зачем, он это и так знал.

К родному пирсу пришвартовались где-то в районе семнадцати часов. Зам с вещами поторопил:

– Владимир Васильевич, нас ждет начальник политотдела!

Но командир остановил Астапова:

– Пока не сбросим АЗ, никто с корабля не уйдет.

Только через полтора часа, вместе со съезжающими сменами, комдив-три смог сойти с корабля. Готовясь к длительной беседе с начпо, он оставил надежду уехать на корабельной «коломбине». Дежурный по политотделу, седой, худой и высокий, строгого вида мичман, сказал ему, что Артющенко срочно вызвали в штаб соединения.

– Ваша фамилия случайно не Лавров? – поинтересовался он.

– Лавров! – ответил комдив-три.

– Езжайте домой, Александру Николаевичу сейчас не до Вас.

– А что случилось?

– До Вас доведут!

Лавров не стал допытываться до сути загадочных заявлений дежурного и, развернувшись, побежал, чтобы успеть на отходящий транспорт.

Через час подводников привезли в поселок. Думая о завтрашней встрече с начпо, Лавров незаметно дошел до двери у которой он простился с Любой одиннадцать дней назад. На стук ответил знакомый голос:

– Кто там?

– Я! – произнес он, и услышал звук открываемого замка. Нежные руки обняли его. Соскучившиеся губы нашли друг друга и слились в поцелуе.

– Ну, хватит, – через некоторое время сказала она, отстраняя его, – ты, наверное, голодный, а у меня как раз жареная картошка!

Володька прошел в комнату. На окне висели занавески, а у стены стояла новая двуспальная кровать.

– Другой не было! – заметив его взгляд, сказала она. – Еще четыре табуретки купила!

Ужинали на кухне. Столом были табуретки поставленные рядом. Вся кухонная утварь размещалась на широком подоконнике и электроплите.

– Как ты одна? – спросил он, когда они сели за импровизированный стол.

– Ничего! Скучно без тебя!

– Кто-нибудь приходил?

– Приходили двое в форме, я в окно разглядела. Один мичман, а второй офицер, с одной большой звездой!

– Что им было нужно?

– Они хотели посмотреть документы на квартиру.

– А что ты им сказала?

– То, что ты говорил. Ничего не знаю, разговаривайте с мужем.

– Не пугали?

– Нет, только сказали что, квартира заселена незаконно!

– Все законно! – успокоил ее Володька, с тревогой подумав о завтрашней беседе с начальником политотдела. Он еще не знал, что их беседе уже не суждено состояться. Ни завтра, ни на неделе. Чужая общая беда, несоизмеримая своими масштабами с обычным человеческим горем, заставила Артющенко на время забыть о них.

Глава V