До похорон Василий также обеспечивал приезд родителей. Вернее, в его обязанности входило оказание им помощи, если кому-то станет плохо или кто-то потеряет сознание. Таких случаев, к счастью, не было, но плача, диких криков и проклятий Василий услышал предостаточно. Когда все родители приехали, кто-то из них предложил посмотреть на своих детей в последний раз. Все потребовали отвезти их в морг госпиталя. Прекрасно понимая, что может быть после этого, представитель дивизии пытался отговорить родственников от этой процедуры. Наконец, решили, что поедут одни мужчины. Зрелище было не для слабонервных. Многие после этого не могли передвигаться самостоятельно, а увешанный орденскими планками дед одного из погибших, всю войну прослуживший в знаменитом разведотряде Северного флота, привыкший к смертям, старый боец, потерял сознание. Родственники семерых погибших моряков отказались хоронить их в соединении. Колебались и остальные. В самый канун похорон, мать одного из погибших изменила свое решение. Ее уговаривали весь день и ночь перед похоронами.
День похорон запомнился Василию непонятным и несправедливым по отношению к нему случаем. Стояла отличная приморская погода. Солнце палило, но было не жарко, уже чувствовалось присутствие прохладного осеннего ветерка. Простые, обитые кумачом гробы привезли из госпиталя на автобусах. В соответствии с ритуалом, церемония прощания должна была состояться возле караула, там, где при въезде, за несколько метров до сопки, имелась большая асфальтированная площадка. На ней уже стояли, покрытые скатертями алого цвета столы. Рядом – небольшая трибуна. Перед столами и трибуной выстроились экипажи в парадной форме со знаменной группой и оркестром во главе. В наступившей мертвой тишине уже заколоченные гробы начали ставить на столы. Ветерок лениво таскал полотнище военно-морского флага по знаменосцу и ассистентам, и в воздухе изредка были слышны фразы – «Осторожно!», «Упадет!», «Перехвати снизу», «Не на тот стол ставите!». Василию, стоявшему позади столов, была непонятна последняя услышанная фраза. Какая разница, для них, уже принадлежавших вечности, кто и в каком порядке будет лежать на этих столах. Начальник политотдела, взойдя на трибуну, объявил траурный митинг открытым. Оркестр исполнил гимн Советского Союза. Сменяя друг друга, выступали ораторы. Они говорили о том, какими героями были погибшие, как они, выполняя приказ, не задумываясь, отдали свои жизни во имя своей Родины. При этом каждый оратор заверял, что Родина-мать их не забудет! Митинг объявили закрытым. Оркестр снова сыграл гимн. Экипажи, развернувшись на площадке перед караульным помещением, под музыку «Варяга» прошли торжественным маршем, отдавая честь погибшим. Родители и родственники бросились к гробам. Воздух наполнился плачем и жалобными криками. Группа, несущая венки, застыла на дороге, ожидая приказа к началу движения. Прощание явно затягивалось. Василий, незаметно привыкший за эти дни к чужому горю, переминаясь с ноги на ногу, тупо рассматривал трясогузку, бегающую по протянувшейся параллельно дороге трубе теплоцентрали.
«Уже два часа», – заметил Бобылев, поглядев на часы. Внезапно он почувствовал холодок внутри и нарастающее чувство тревоги. Боковым зрением Василий определил, почему ему стало не по себе. Дикие, безумные глаза наблюдали за ним. Эти глаза принадлежали скромно одетой женщине лет тридцати пяти – сорока, в черном, траурном платке; очевидно, матери того, кто лежал в гробу, от которого ее уже оттеснили. Она искала виновника своего несчастья, повинного в смерти ее сына, которого она родила, кормила, лелеяла. Ведь должен же кто-то за это ответить! Простая и тихая женщина и думать не могла, что им может быть кто-то из присутствующих важных старших и высших офицеров. Она боялась их. Но она все равно нашла его. Вот он – молодой военный, с блестящими погонами и нашивками на рукавах. Такой же молодой, как и ее сын. Только он живет и радуется жизни, а ее сына закопают в землю. Женщина не боялась этого военного. У него доброе и порядочное лицо. Он не сможет поднять на нее руку. Василий не успел подумать, о том, что бы это все значило. Женщина, утробно всхлипывая, уже висела на плече Бобылева, царапала погоны безуспешно пытаясь достать пальцами с острыми ногтями его лицо. Маленький рост не позволял этого сделать, еще больше распаляя ее. Защищаясь, Василий прикрылся свободной рукой.
– Почему ты не с ними, почему ты здесь? – вцепившись в рукав тужурки, истерично кричала ему в лицо разъяренная женщина. Из группы поддержки родителей выбежали два старлея. Схватив женщину под руки, они с трудом оторвали ее от Василия.
– За что? – выдохнул он, обращаясь к оказавшемуся рядом капитану 2 ранга, из числа выступавших на митинге. Вместо того, чтобы поддержать его, тот грубо одернул:
– Идите и не останавливайтесь!