Любимые дети, или Моя чужая семья

– Это фигурально выражаясь.

– Значит, все упомянутые тобой люди плохи?

– Да!

– Твой отец был плохим?

Я не могла сказать это. И просто кивнула.

– А как насчет тебя?

– Я хуже всех.

Он вздохнул и отложил ручку. Я не знала, почему у него на коленях всегда блокнот и ручка. Он почти ничего не записывал.

– Ты пытаешься выкрасить все либо в белый, либо в черный цвета. Либо добро, либо зло. Но так никогда не бывает.

Я положила голову на спинку кресла и уставилась на перегоревшую лампу. Он когда-нибудь ее заменит?

– Ты немного завидуешь Энди? – спросил он ни с того ни с сего.

– Завидую?

Я опустила голову и снова взглянула на него.

– Ни в коем случае. С чего бы это?

– Его отец жив, а твой – нет.

– О нет. Я действительно рада за него.

Это была правда.

– Он любит нашего дядю… то есть моего. Своего отца.

К этому еще нужно привыкнуть.

– Конечно, я хотела бы, чтобы отец был жив. Но я не завидую Энди.

– Хочешь, чтобы отец был жив. Несмотря на то, какой он ужасный человек? – улыбнулся доктор Джейкс.

– Верно, – раздраженно бросила я.

– Почему твоя мать вдруг решила рассказать Энди и тебе о его настоящем отце?

Мне нужно было подумать. Столько всего случилось за последние два дня. Но тут я внезапно ощутила почти несуществующий вес легкого тельца Мэдисон.

– В больнице лежит маленькая девочка. Она очень больна и… такая чудесная. Я как раз читала ей, когда в комнату ворвался какой-то тип и сказал, что он ее отец. Она ничего не знала о нем. Девочка получила душевную травму. Не говоря о том, что чертовски испугалась.

Мэдисон на несколько дней забрали домой. Все знали, что она скоро вернется и проведет остаток слишком короткой жизни, лежа в больничной или домашней постели.

– Поэтому я сказала ма, что Энди должен знать правду. Прежде чем обнаружит ее из другого источника.

– Надеюсь, они приведут к девочке психолога, – сказал доктор Джейкс, считавший, что психотерапия – ответ на все проблемы.

– Я скучаю по ней, – призналась я. – Страшно говорить такое, потому что ей лучше провести время дома, чем в больнице, но…

Я вспомнила, как сосредоточенно Мэдисон рисовала льва. Медведя.

– Иногда в больнице я забываю о себе. Думаю о том, через что придется пройти детям, и забываю о тюрьме и пожаре, и помню только о них.

– Сопереживаешь.

Я глянула на него. Рассмеялась.

– На моем бедре тату. Знаете какое?

– Надеюсь, не «Бен».

– О боже, нет, мне бы пришлось его удалить. Нет, слово «сопереживание».

– В самом деле? Необычно.

– У моего отца было такое на руке, чтобы напоминать о необходимости сопереживать другим людям.

– Но почему на бедре?

– Чтобы ма не увидела.

Я снова рассмеялась.

Он улыбнулся. Глянул на часы. Я поняла, что сеанс окончен. Впервые мне не хотелось, чтобы он заканчивался. Я только разошлась.

– Время вышло? – спросила я.

– Боюсь, что так.

Он кивнул.

– Увидимся на следующей неделе.

Я встала и пошла к двери.

– Мэгги?

Я оглянулась.

По-прежнему сидя в кресле, он снял очки и подался ко мне:

– В мире еще остались хорошие люди. И ты совершенно точно одна из них.

40. Сара

Утро у церкви

1996

Прошли годы с тех пор, как я нянчила Мэгги в церкви Свободных Искателей, и три года с тех пор, как я дошила подушки для скамей. И все же часть почти каждого дня я проводила в здании или около него. Иногда Джейми был там, иногда – нет. Хотя я ждала встреч с ним, но не одно это влекло меня в церковь. Я хотела получить то, что испытывала по воскресеньям, чтобы пережить очередной день. Духовное возрождение, стиравшее все негативное из моих мыслей. И оставлявшее вместо него покой.

Пока Кит был в начальной школе, я работала бухгалтером на материке, но только три дня в неделю, чтобы иметь время для себя и Свободных Искателей. Я могла не работать. За квартиру я не платила. Двух тысяч долларов, которые каждый месяц давал Джейми, легко хватало на мои нужды. А когда возникало что-то неожиданное, вроде визита к доктору или поломки машины, Джейми немедленно давал мне больше. Но мне необходимо было чувствовать себя нужной и не хотелось, чтобы люди начали гадать, как мне удается выжить, не имея работы.

Как-то июньским утром я отвезла Кита в школу и поехала в церковь. Села на песок позади здания. Прислонилась к прохладному бетону, подняла колени к подбородку и стала смотреть на лодку, выплывавшую из залива в океан. Вонзила пальцы в теплый песок и закрыла глаза.

– Мне показалось, что я видел, как ты проходила за окном.

Я вскинула голову. Ко мне шел Джейми.

– Привет.

– Кит рад последнему дню в школе? – спросил он, садясь рядом.

– По-моему, он еще не слишком хорошо понимает. Но не может и дня провести без школы.

– Как быстро они все забывают, – рассмеялся Джейми. В первый день занятий Кит горько плакал. Я и сама плакала, не желая разлуки со своим мальчиком.

– Как дела с Маркусом? – спросила я.

Проведя четыре года вне острова Топсейл, Маркус вернулся на похороны их с Джейми матери. Я знал, что, хотя Джейми был рад увидеть брата, его все же беспокоило возвращение Маркуса.

– Все прошло нормально. И дети его любят.

– И он трезв?