Любимые всегда рядом

Однажды Сашу пригласила к себе соседка тетя Еня. Она была дома одна и скучала. Женщины выпили по рюмочке коньяка и разговорились. Тетка рассматривала золотые серёжки в ушах Саши, сходу определяя название камней, вставленных в золотое обрамление. Саша удивилась, такой осведомленности. Пожилая женщина ответила, что повидала на своём веку и не такое.

– У моей сестры Марии барыня была, она, как нацепит на шею и уши украшения, так хоть глаза закрывай, так огнём и горят. У них и ювелир свой был. К каждому дню рождения женщинам на заказ разные вещи делал. У Машки наверное украшения есть – Машку-то барыня очень любила, перед бегством за границу хоть что-то, да оставила. Ты у своей сестры Клавки спроси, она точно знает.

Они выпили уже по третьей рюмочке и слегка опьянели. С работы пришла Анна, но женщины продолжали свой оживленный разговор и этого не заметили. Еня учила Сашу как выведать, есть ли у Марии золотишко, и где она его хранит:

– Это несложно, нужно только проследить за стариком, Тихоном. Он же всю жизнь вертится рядом с Машкой, даже с родными за границу не уехал, в России остался. И на какие только средства он живет – без пенсии, без детей и близких? Он и в магазин к нам никогда не ходит… Мне бабы знакомые говорили, что онана рынке всё покупает, а там цены такие, сама знаешь… Вот и думай, девка, ходи да подсматривай.

Анна с интересом слушала этот разговор из своей комнаты и только качала головой, про себя думая, что нужно скорее предупредить сестру. Перед уходом Саша уже громким пьяным голосом обещала «тётечке Еничке», что присмотрит и за Клавкой, и за Машкой, и за стариком.

Муж уже был дома, и ему не понравилось, что Александра пришла пьяная. Она, прижимаясь к мужу всем телом, обнимала, старалась поцеловать в губы, а Афоня только брезгливо уворачивался от ее ласк и говорил, что не любит пьяных и курящих баб. В конце-концов он отодвинул жену в сторону объявил, что пошёл спать. Санька рассердилась и крикнула ему в след:

– Ну и проваливай! А я ещё ему рассказать хотела про золото и драгоценности. А что выпила – так это я для дела, а курить, так я вообще не курю. Это Лидка курит, и мать её тоже курит.

У Афони от таких слов вернулся интерес, он подсел к жене и расспросил, про какое золото идет речь. Саша, почти протрезвев, передала ему весь разговор с соседкой. Афоня задумчиво сказал, что об этом они давно знают. Старик Пряхин служил у брата Тихона конюхом и видел, какие драгоценности носили барыня и её дочка Лизонька. Особенно наряжались они на балы или в гости. Да и сам барин от них не отставал, носил всякие запонки, брелочки, часы на золотой цепи. Много всего тот конюх запомнил. Машке наверняка они точно что-то оставили, потому что очень её любили. И младшего брата барин без средств бы не оставил, знал ведь, что жить надо будет на что-то. Только как же выяснить, где они это спрятали?

– Я ведь, если честно, только потому и хотел Клавку охмурить, чтобы через неё всё выведать, – вставил Афоня.

Здесь он покривил душой перед женой – Клавдия ему действительно нравилась. Даже сейчас – если бы позвала, он был готов за неё в огонь и воду. Однако понимая, что это несбыточно, попытался этими словами заставить жену не ревновать его.

Санька всё приняла за чистую монету и готова была на всё. Перед сном они долго обсуждали план действий.

– Ты, Санька, главное узнай, есть ли вообще этот клад, а если тайника не найдёшь, не беда – не таких признаваться заставляли! Прижмём как следует – сами всё скажут!

Глава 30

Однако план был отложен на некоторое время – началась война. Все годные к строевой службе милиционеры уходили на фронт. Братья Мыльниковы из кожи вон лезли, чтобы убедить руководство, что очень нужны в тылу, здесь-де без них преступность не остановить. Они даже пожертвовали частью награбленного им самими имущества – подкинули его мелким жуликам и тут же произвели громкие задержания с поличным. По закону военного времени мародеры и убийцы расстреливались на месте. Замысел удался. Власти оценили работу братьев и выдали им бронь, освобождавшую от службы в армии.

Во время войны люди перестали ездить в гости, и грабить стало некого. Сундуки открывались теперь только затем, чтобы из них что-то взять, а не положить. Вот тогда-то и вспомнил Афоня о Марии, Клавиной тётке.

…Александра, зная, как рано встают родственники, решила навестить их прямо с утра. В кухонном окне горел тусклый свет. Через задёрнутую штору мелькала тень женщины. Наверное, тётка уже проснулась, хоть бы и Клавка дома была. Она запаслась письмом от её матери, тети Луши. Специально для этого поехала в деревню, изобразила себя во всём виноватой, рассказала много хорошего про их дочь, предложила написать ей письмо, мол, она передаст. Тетка долго обнимала Сашу, щедро угощала всем, что было вкусного в доме, и села писать письмо. Саша в это время разглядывала дядю Ивана. Он очень сдал, от его золотистых кудрей ничего не осталось, волосы росли лишь по бокам головы, он стал ниже ростом, сгорбился. «И правда, на Ленина стал похож», – подумала девушка.