Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,
Джентльмены, бароны и денди,
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.
Ведь я институтка,
Я дочь камергера,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины —
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я проститутка,
Я фея из бара,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины —
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Я сказала полковнику: «Нате, берите!
Не донской же валютой за это платить.
Вы франками, сэр, заплатите.
А все остальное – дорожная пыль!»
Вот я проститутка,
Я фея из бара,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины —
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Ведь я институтка,
Я дочь камергера,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины —
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
ИСТОРИЯ КАХОВСКОГО РАВВИНА
Зачем, скажите, вам чужая Аргентина?
Вот вам история каховского раввина,
Что жил в уютной, скромной обстановке
В уездном тихом городе Каховке.
Была у нашего раввина дочка Энта,
Такая гибкая, как шелковая лента,
Такая чистая, как мытая посуда,
Такая умная, как целый том Талмуда.
И было много женихов у Энты нашей:
Мелалед молодой из хедера Абраша,
Мясник Арон и парикмахер Яша, —
Сходили все с ума!
Но революция дошла и до Каховки,
Переворот свершился в Энтиной головке:
Приехал новый председатель Губпромтреста
И под собою не находит Энта места.
Иван Иванович плечистый, чернобровый,
Такой красивый и на вид почти здоровый,
И галифе, и френч шикарно новый,
И сапоги из настоящего шевро!
И вот раввин наш не находит дома Энты,
А на столе лежит послание в конверте,
А в том послании всего четыре слова:
«Прощай, уехала. Гражданка Иванова».
И вот раввин наш перестал молиться Богу,
Теперь раввин уж не ходит в синагогу,
И сбрил он сразу бороду, – и ходит франтом…
Теперь он числится одесским коммерсантом.
КАК-ТО ПО ПРОСПЕКТУ