Куда бы не делась зайчишка-Вероничка, она прямо-таки переродилась и нужно было быть дураком, чтобы не восхититься.
Он снова, как утром минувшего дня, ощутил этот ком страха в горле, стало неуютно и в то же время волнительно. Но новый побег… Егор и так только что сбежал успокаиваться в коридор, а это — не норма! Вообще всё что в нём с такой силой сейчас бушует, подобно микровзрывам в двигателе внутреннего сгорания, и такого быть не должно, а есть.
Прекрасная болезнь поражала орган за органом, как метастазы в теле умирающего.
Он смотрел на Веронику сверху вниз, она на него. Он растерян, она — нагло улыбается и это при том, что её губа ещё ранена, ссадина на виске не замазана, синяк виднеется и на лбу теперь красный след от удара, а она
Цитируя, уж точно неправильно, “Анну Каренину” — жопа полная!
Егор спустился к своему столу, сел за него и перемотал презентацию до того места, на котором ушёл. И уставился в тетрадку, лежащую перед ним на столе. И у него чесалась макушка, потому-что одна особа прожигала его самоуверенным жарким взглядом. В ней проснулся азарт и она хотела
И когда Егор поймал Соболеву после пары, она лишь засмеялась и надменно вздёрнула бровь.
— Но позвольте, мы же на учёбе. Не буду же я скакать по партам, как какая-то дурочка, — она провела подушечкой пальца по его нижней губе и заглянула ему в глаза, изображая святую невинность. — Не сейчас.
Это был не шепот даже, а будто из самой груди исходящий звук, низкий, не принадлежащий ей.
Она не пообещала “когда”, она не назвала место.
Просто: “Не сейчас”.
И ушла, оставив Егора одного в кабинете, сжимать край парты и по-идиотски улыбаться. Вытирать несуществующий пот со лба и стоять у окна, глупо пялясь на скучный осенний пейзаж жёлтого города.
И пройди сейчас мимо него голая Иванова, он бы не заметил.
Полностью одетая Соболева, с этим её “Не сейчас!”… вывернула мясом наружу и оставила умирать в луже собственной крови.
=Lay a whisper on my pillow…*
Он ловил Соболеву, как наркоман ускользающую Зелёную Фею. Алкоголик и его Белочка. Шизофреник и его Гагарин. Волков и его Соболева.
К концу первого дня в институте в качестве любовников, несчастный историк уже не верил, что когда-то эта испуганная девочка, сказала, что любит. Он не верил, что сидела эта рыжая стерва под его дверью, вытянув ноги. Что кричала на него из-за вай-фая, что падала от ужаса в обморок у доски.
Сейчас Соболева ходила мимо, нося свои синяки как погоны, будто они её закалили, а Егор превращался в параноика. И каждая его попытка выловить Веронику и по крайней мере поцеловать — заканчивалась полным провалом.
— Ничего не понимаю, она же меня там… любит. Или типа того. Что за ерунда? — спрашивал он у Льва на обеде.
— Первый раз такое вижу! Почему она ещё не тут?? — спрашивал он у Николая, придя домой, и выглядывал на балкон. Музыка в комнате соседки играла, значит — она дома.
— Какого черта? Уже второй час ночи! — шипел он сам себе и доставал телефон.
Он сунул телефон под подушку и стал ждать. Ждать и отчаянно себя отчитывать. Ну что за шутки? К чему всё это… К чему эти терзания? Раз в неделю, максимум два, вот чего он хотел всегда от той же Ивановой. Иногда она была назойлива, но только по своей прихоти. Чаще всего они оставались спать в гостиной, очень часто не спали вообще, потому что Иванова уезжала на такси.
До неё была другая… та же схема. Никаки привязанностей. Никакой наркомании. Никакого адреналина. И хорошо же было, приятно. Приходишь домой, ложишься спать, спишь, а тут — уставился в потолок и ждёшь, ждёшь, ждёшь!
Да
Шорохи, шорохи… и лунный свет загородила рыжая макушка. Вероника заглянула в комнату и осторожно стукнула дважды в стекло.
— Чего стоишь? Тебя пока дождёшься состаришься! — заявил Егор задирая голову, чтобы видеть её.
— Эм… не знала, что вы ждёте, — она пожала плечами и с теплотой на него посмотрела. Умиляясь.
— Почему нет?
— Мы не договаривались о встрече.
— Ты не хочешь? — он сел и спустил ноги на пол, но только пятки коснулись ковра — расслабился.
Егор понял что реагирует странно и бурно, нет уж. Так не пойдёт. Это всё сумасшествие, мир в котором собаки стали ходить на работу, а люди их ждать дома — и тот был менее странным и трешовым.
— Можешь идти спать, прости, — спокойно произнёс Егор и кивнул на выход.