– Я бы вообще не стал тебе говорить, – буркнул Дарби. – Но подумал, что тебе стоит знать. Чтобы ты перестал искать. У парней вроде тебя есть и другие причины не спать по ночам. И вечно озираться по сторонам.
Дарби О’Ши закурил и предложил сигарету Мэлоуну, но тот покачал головой. Может, дома он позволит себе сигару. Чтобы отпраздновать.
– И что теперь? – осторожно спросил Мэлоун после того, как Дарби несколько раз с наслаждением затянулся. Тот затушил сигарету о тротуар, смахнул пепел и сунул окурок в небольшой карманчик куртки – наверное, на потом. Времена нынче тяжелые. Не стоит выбрасывать то, что еще пригодится.
– Я хочу попросить тебя вот о чем. Позаботься о Дани, чтобы мне больше не нужно было соваться в Кливленд, – проговорил Дарби. – Я Кливленд терпеть не могу.
Мэлоун сдержал улыбку:
– Да. Поначалу я тоже его невзлюбил. Но привыкаю потихоньку.
– Джордж говорил то же самое, когда влюбился в Анету. Если хочешь, чтобы старые дамочки тебя терпели, оставайся тут жить. Бедняге Джорджу они много крови попортили.
– Я останусь тут. А ты где будешь, Дарби О’Ши? – спросил Мэлоун.
– У меня в Чикаго дела. Не беспокойся. Я там никому не скажу, что видел тебя… Унесу твою тайну в могилу. Если только ты будешь добр к Дани. – Дарби коснулся своей кепчонки и двинулся прочь, на ходу насвистывая что-то себе под нос. Мэлоун узнал мотив:
Эпилог
Дани смотрела на киноэкран, а Мэлоун смотрел на нее. Очки она оставила дома – он не мог припомнить, когда она в последний раз их надевала, – а локоны убрала за уши, и он прекрасно мог разглядеть ее черты даже теперь, в темноте.
Она заметила, что он с нее глаз не сводит, и улыбнулась, и отвернулась. А когда поняла, что он не перестал, подняла руку, ухватила его за подбородок и отвернула к экрану, и он расхохотался в голос в самый неподходящий момент. Другие зрители зашикали на него, а Дани хихикнула. Но потом он взял ее за руку, их пальцы сплелись, и на смену веселью пришла сладкая нега.
У нее были шершавые подушечки пальцев, гладкие, короткие ногти, узкие ладони, тонкие, как и вся она, запястья. Заметив, что он исследует ее руки, по-прежнему не глядя на киноэкран, она положила их сцепленные ладони себе на колени и опустила голову ему на плечо.
– На меня ты можешь глядеть каждый день. Смотри на экран, Майкл.
Он может глядеть на нее каждый день. Какая удивительная, новая мысль.
До конца фильма он послушно смотрел на экран, сжимая в руке руку Дани, чувствуя вес ее головы у себя на плече, но, когда картина закончилась, он понял, что совсем ничего не запомнил. Он не смог бы сказать, насколько убедителен был Эррол Флинн в роли Робина, не знал, понравилось ли ему, что пленка была цветной, не имел представления о том, был ли заполнен зал. Он думал только о ней.
Они неспешно пошли вверх по Бродвею. Он держал Дани под руку. Настала осень. Эта пора очень шла Кливленду. Господи, как же он любит Кливленд.
Как он и предполагал, Дани осталась в восторге от фильма и теперь увлеченно пересказывала ему страстную речь, которую Эррол Флинн произнес для своих молодцев.
– Когда он спросил: «Вы со мной?», мне захотелось встать на колени и вместе с ними дать ему клятву.
– Ну конечно. Политики здорово умеют произносить красивые речи, – съязвил Мэлоун. Ему нравилось, когда она злилась.
– Робин Гуд не был политиком, – фыркнула она.
– Конечно нет. Тут ты права. Он был смутьяном. Руководить людьми взаправду куда сложнее.
– Но ведь… он ими на самом деле руководил! И прекрасно справлялся.
– Он не решал проблемы. Не придумывал, как исправить систему. Ничего не делал для того, чтобы общество стало богаче, чтобы жизнь стала проще. Он просто брал. Брать легко.
Она изумленно уставилась на него:
– Но ведь он раздавал другим то, что брал.
– А что бы он сделал, если бы все плохие парни вмиг обеднели и деньги у них закончились? У кого бы он тогда брал?
– Ну вот зачем ты разрушил этот чудесный образ? – сердито проворчала она, но тут же хихикнула. – Зачем ты так со мной?
– Просто мне нравится тебя дразнить.
– Да уж, в этом ты мастер. – Ее голубой глаз сверкнул, а карий, казалось, стал темнее, и волосы засияли золотом в свете уличных фонарей.
Тогда он склонился к ней и поцеловал, не заботясь о том, что мимо едет трамвай и их увидят все пассажиры. Или о том, что Зузана и Ленка, быть может, глядят в окно, выходящее прямо на тротуар. Мужчина имеет полное право целовать жену там и тогда, когда ему хочется, – если жена не возражает.
Его восхищало, что Дани вовсе не возражала.
– Давай завтра снова сходим в кино? – попросила она, когда он выпустил ее из объятий.
Он улыбнулся и сказал то, что теперь говорил каждый день:
– Конечно, Дани.
Примечания автора