Любимый с твоими глазами (СИ)

Я смотрю на папу и не дышу. Не чувствую рук — сердце только. Оно глухо бьется в горле, а потом он отворачивается и так тихо-тихо говорит, что мне приходится напрячься всем телом, чтобы разобрать.

- И что? Она от меня отказалась, мне на нее плевать. Эта девчонка мне больше не дочь.

Как будто внутри что-то оборвалось…Не знаю, на что я рассчитывала вообще?! И почему меня это так ударило?! Когда-то я сама решила, что не хочу его знать, и что же теперь мне тогда так больно?

Моргаю часто, чтобы не разрыдаться, а комната вдруг взрывается громким, отчетливым смехом Кистаева.

- А ты актер… Плевать значит? Ну-ну. Мне надо отъехать — сам понимаешь, дела мэрские, а когда я вернусь…

Пистолет, который как-то сам собой оказался в его руках, касается моей шеи, и я громко сглатываю. А он шепчет, как чертов змей…

- …Мы продолжим. Вы пока посидите в вашем доме. Думаю, вам есть, что вспомнить. Вечером посмотрим, как изменится твое решение. Не изменится? Что ж. В ней тогда не будет никакого толка… Конечно сначала…

Дуло касается моей груди, и я сразу отшатываюсь, сжав на ней руки — смешу еще больше.

- Ну что сказать? Красивая у тебя дочь, мне сразу понравилась. А я же мужчина, ведь так?

Его аура перестает на меня давить, но я боюсь посмотреть, лишь слышу, как тяжелые шаги отдаляются прочь, а потом сухой приказ:

- Девчонку из комнаты не выпускать, за домом охрану усилить. Попробует сбежать? Прострелить колени.

Хлопок входной двери.

Я все также тяжело дышу, смотрю в пол, съедаемая этой тягучей атмосферой, страхом и горестью — смертью…

- Зачем ты вернулась? - еле слышно хрипит отец, и я резко поднимаю на него взгляд.

Сталкиваюсь с его, полным сочувствия и боли. Поблекший, покусанный болезнью, слабый, но все еще его… Блефовал… Мне становится на миг легче, но от следующего вопроса я напрягаюсь стократно.

- Где Олег, Алиса?

Глава 19. Последняя улыбка

Алиса

- Где Олег, Алиса?

Пару раз моргаю, пока до меня плавно не доходит: Елагин опять меня обвел вокруг пальца! Не так глобально, конечно, а все равно умудрился! Он общался с отцом и ничего мне не сказал!

- Остановись, - вдруг звучит почти мягкое, я поднимаю глаза — папа слегка улыбается.

Так тяжело…мне почему-то кажется, что теперь это его максимум. Когда-то широкая, счастливая улыбка увяла до состояния лишь тени себя прошлого, и это больно. А еще больнее, что меня вдруг посещает странная мысль: улыбка, которую он кое как натянул, последняя во всей его жизни…

- Он не со мной.

Коротко, но емко. Я слегка хмурюсь и тихо спрашиваю.

- С чего тогда взял, что со мной?

- Остались кое-какие каналы. Знаю.

Понятно. Его широкие сети, конечно же, знали, что я в Туле. Он знал. Ему все передали.

- Ты знал, что я здесь.

- Зачем ты вернулась? - повторяет, я отворачиваюсь.

Внезапно так стыдно и глупо. Я чувствую себя просто идиоткой…так и есть, конечно же. Если у Елагина мало опыта в похожих делах, у меня его вообще нет. Черт меня дернул расплатиться своей картой! Кажется, я и правда до сих пор сижу на страницах сказок, даже после всего, что со мной случилось. Верю так глупо, что есть в этой жизни абсолютное добро и зло, где первое всегда одерживает победу, а ведь это не так. Судьба тычет меня носом снова и снова: Алиса, жизнь слишком многогранна. В каждом есть плохое и хорошее, не бывает чего-то одного. Мы — это смесь, и сами выбираем чего добавить больше, а чего меньше. Даже в папе есть хорошее. Я помню, в детстве, как он катал меня на плечах, как читал мне сказки, как бережно подсаживал на лошадь с одной из ферм. Он мог быть ласковым и нежным, а для кого-то стал палачом — многоликий. И все мы многоликие… Даже я. Тогда, шесть лет назад, я ведь сама решила не пытаться поговорить с Олегом о ребенке — это неправильное решение. Знала ведь, что его мать ему ничего не скажет, а я почему-то уверена: не сказала. Он был слишком удивлен — не знал. Он не знал… и я долгие шесть лет об этом нет-нет, а догадывалась — сама так решила. Скрыть. И была этому рада, как будто так отомстила…

- Алис?

- Он позвонил и сказал, что ты болеешь, - отвечаю все-таки, папа еле слышно выдыхает.

Кажется, это был почти смешок.

- Всегда думал, что ты в меня пошла, а нет… этим в маму.

Прозвучало холодно, но в глазах его море тепла — все равно клинит. Я ссылаюсь на мираж, мотаю головой и перехожу в наступление.

- Я все знаю!

Папа долго молчит. Он смотрит лишь на меня, пытается что-то для себя выцепить, а дальше я думаю — понимает, но нет. Говорит вообще о другом, до чего мне дела совершенно нет!

- Ольга… да, она родила от меня сына. Прости.

- Я не…

- Его зовут Богдан.

Здесь то и происходит что-то странное. Отец перебивает меня с нажимом, сам слегка мотает головой, потом также слегка наклоняет голову и поднимает указательный палец. Что-то пытается мне сказать. Что?! Я не понимаю. Теперь сама долго на него смотрю: жест повторяется. Он указывает… на ухо?

И тут меня озаряет. Нас слушают?

Папа слегка кивает. Мда… он понимает все гораздо быстрее, даже в изнемождённом состоянии…

- Мне все равно… - шепчу по наитию, отец кивает.