Подбадривает. Правильно? Я говорю все правильно? Видимо да...
- Понимаю. Ты всегда была больше привязана к матери.
Неправда. Я всегда была папиной девочкой. Что он задумал? Что за игры?
- Не волнуйся. Я тебя из завещания не вычеркнул, так что умру — тебе что-нибудь да перепадет.
- Я не… - осекаюсь, поджимаю губы и смотрю в окно, спрашиваю, - Что я здесь делаю?
- Не суй свой нос в чужие дела. Это тебя не касается.
- Мне только что угрожали пистолетом.
- Кистаев думает, что сможет продавить меня через тебя, пусть думает так дальше.
- Он меня убьет?
- Честно? Мне все равно.
Закрываю глаза, роняя слезы. Пусть одна сторона шепчет, что все это спектакль, но вторая-то существует — мы уже в этом разобрались! — и она говорит, что это и есть та самая «суровая» действительность. Какой верить? Я так напугана и растеряна, что не знаю.
Скрипит дверь. Резко оборачиваюсь, вытирая соленные дорожки с щек, и вижу немолодую женщину в белом халате. Она несет в руках серебряный поднос с белой салфеткой сверху, улыбается, а когда останавливается рядом с постелью, обращает внимание на меня.
- Ой, какая красивая девочка… как похожа на вас…
Я снова в ступоре. Кто она? Как мне ее воспринимать? На врага не похожа, но опять же: я в этом мало чего понимаю. Обмануть меня явно просто.
- Тамара, сегодня без уколов, - хрипло говорит папа, она хмурится.
- Но…
- Вставьте шприц в подушку.
- Степан, вы же знаете…
- Я сказал… - подается чуть вперед, сразу лишаясь сил и падая обратно, - Больше не надо. Я должен поговорить с дочерью.
Тамара смотрит на него пару мгновений, но прячет глаза и делает, что ей велено, а папа тем временем переводит взгляд на меня.
- Алиса, послушай меня сейчас очень внимательно, поняла? Во-первых, не бойся. Во-вторых, не поддавайся на его провокации. Он тебя не тронет и…
- Что происходит?! - кошусь на женщину, которая настырно не отвечает мне взаимностью — папа за нее.
- Они слушают, но сейчас не будут. Во время этих уколов я слишком громко ору и мешаю им — десять минут у нас есть. Дальше, никаких эмоций.
- А она…
- Она — друг.
Тамара слегка улыбается, я пытаюсь вспомнить ее лицо, которое кажется мне знакомым — ничего. Адреналин имеет странную способность лишать памяти, видимо, ну да ладно. Неважно это все. Я выпаливаю…
- Он оставил нас специально?
- Полагаю, что да.
- Зачем?
- Чтобы мы пообщались. Не уверен, что я играю, страхуется.
- Я от всего избавилась.
- Правильно.
- Как ты мог? Почему ты вмешал во все меня?
- Это была единственная возможность обезопасить тебя, доченька. Твой щит.
- Деньги?! Серьезно?!
- Это не только деньги, Алиса, но и гарант твоей безопасности. Меня хотели убить, твою маму убрали бы тоже. Тогда все, что у меня было, Кистаев отнял бы — никто не смог бы защитить. И не стал. В таких делах друзей нет, Алиса. Единственная возможность сохранить твою жизнь — сделать тебя нужной. Они бы защищали тебя, чтобы не терять доступ к счетам, а потом тебе бы помогли бежать из страны. Я все продумал.
- Я вижу.
- Он ничего не знает.
- Он думает, что все на Ольге.
- Да.
- Где она?
- Не на этом континенте. Я ее спрятал и уверен, что ее никто не найдет.
- А о нас с мамой ты думал?
- Я и вас также хорошо спрятал, только вот просчитался с квартирой тестя. Нельзя на новом месте за прошлое цепляться, но...
- Но?
- Это меньшее, что я мог сделать для твоей мамы. Света очень любила ту квартиру...
- Почему ты не говоришь, где Оля? - морщусь, как при зубной боли: неприятно это.
Дело тут даже не в подруге, которая меня предала, а в маме. Не хочу смотреть, как папа говорит о ней все также с нежностью и безграничным уважением. До сих пор. Это ведь происходит до сих пор... Так странно. От мамы я знаю, что папа ее никогда не любил, и она обо всем знала изначально. Их брак договорной; их отношения больше дружеские с его стороны; и так было абсолютно всегда...
Ну почему?.. Почему не иначе? Почему же ты захотел и для меня такой судьбы?
Но об этом я спрашивать не стану. О другом задаю вопрос...
- Ты мне не доверяешь?
- Тебе лучше не знать. Поверь, я защищаю тебя.
- Защищаешь… - горько усмехаюсь и киваю пару раз, а папа вдруг кладет сухую ладонь на мою и шепчет.
- Ты так выросла, малышка…Как его зовут?
Я сразу понимаю о ком речь. Так странно: ситуация по меньшей мере патовая, а я глупо улыбаюсь вдруг, смотрю на него и шепчу.
- Давид.
- Мой внук... покажешь мне его фотографию?
Нет. Не произношу, но он снова это читает в моем еле слышном дыхании, кивает.
- Красивое имя.
- Оно означает «любимый». Я хотела, чтобы он всегда был любимым…
Папа понимает и это: к чему я ссылаюсь — кивает. Горько, так же, как я, если не сильнее…
- Он придет за тобой, Алиса. Вот увидишь.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что я всегда видел в нем наши схожие черты, а по факту другой он. Не такой, как я. Лучше. И любит. Я еще тогда заметил — сам не хотел, а влюбился.
- Да ну?!