Любимый с твоими глазами (СИ)

- Он тебя защищал. Всегда. Под конец вашего брака становился на твою сторону еще яростней. Вообще не терпел, чтобы тебя как-то касался... я. Забавно. Я твой отец, но он знал, что я — плохой отец, врежy и его заставляю, поэтому выходил из себя, если я начинал говорить о тебе.

- Ты не отрицаешь, что заставлял его?

- А какой смысл? Ты все уже знаешь. Да, заставлял. Много раз. Олег не хотел до последнего вредить тебе. Он боялся, что тебе будет больно, а под конец это пугало его еще больше.

- Ты пытаешься меня…

- Нет. Не пытаюсь, - вздыхает тяжело, - Поздно мне пытаться, Алиса. В своей жизни я совершал много ошибок, и за все рано или поздно приходится платить. Я мучаюсь уже пару лет, а этого все равно мало, чтобы заслужить право просить прощения, но мне жаль. Я хотел для тебя лучшего — на Олега я мог положиться. Он не знает, но я его еще со школы помню: хороший парень, честный. Он бы тебя защитил, поэтому я и заставил его жениться.

Я опускаю взгляд в пол, а сама забираю руку обратно. Как бы мне не было его жалко — не имеет это никакого значения. Я все еще не готова его простить и отпустить наболевшее… Поверить? Тем более...

- Тебе не надо было возвращаться.

Киваю. Еще как! Хотя что-то мне подсказывает, неизбежно это было — мое нахождение в этой темной комнате, где лучом надежды выступает совсем мягкое:

- Но ты не бойся, лисенок. Он за тобой приедет.

- Ты не можешь этого знать…

- Но я знаю. Олег за тобой приедет. А теперь все… мы снова чужие друг другу люди. Помни об этом.

- Вряд ли я когда-нибудь смогу это забыть…

Так это и происходит. Первый мой разговор с отцом, который по сути своей мало что привнес. Пустое сотрясение воздуха, правда… легче мне немного все же стало, а уверенность чуть повысилась: Олег меня не бросит.

Больше говорить было нельзя, да и смысла не было. Медсестра извиняется одним взглядом, кладет пустой шприц на поднос и с тяжелым сожалением смотрит на папу, после уходит. Пару мгновений я провожаю ее в спину, но потом отворачиваюсь, устраиваюсь в кресле поглубже. Перевожу взгляд в окно — жду. Я так его жду, как никогда раньше, и молюсь, чтобы все мои внутренние вибрации, слова папы совпали с реальностью. На этот раз не суровой, а сказочной…

***

БДЫЩ!

Резко вскакиваю, сбрасывая с себя весь морок. Уснула. Позорно и глупо, но как есть. Озираюсь, сначала даже не догоняю, где именно нахожусь, и, если честно, лучше бы не понимала дальше — снова липкий ужас покрывает кожу, как густой кисель-туман.

А Кистаев вальяжно заходит в комнату.

Он включает свет, который режет глаза, и я часто моргаю. Папа хмурится. Он тоже заснул? Наверно. Только глаза открыть ему сложнее, а в себя прийти подавно. Этому — плевать. Как царь, он идет медленно, стуча каблуками грязных туфель, и как же это внезапно бесит. Разве он имеет право?! Ходить в грязной, уличной обуви по моему дому?! Рядом с больным человеком, которому, спорю на что угодно, вряд ли можно взаимодействовать с микробами. Кому какое дело?! Ах да, точно. Никому.

- Ну что? Пообщались в тесном семейном кругу?

Я поджимаю губы и перевожу все внимание в сторону окна, а потом цежу.

- Мы давно не семья.

- Ох, Алиса Степановна, ну право ли? Приехали сразу, как узнали, а значит...

- На мне ипотека, а он по-крупному должен. Ничего больше.

- Ах, ну да…Ваша сомнительная свадьба.

Режет. Я не хочу, чтобы этот ублюдок даже мимолетно коснулся меня и моих воспоминаний, но и об этом молчу. Папа учил когда-то в школе, когда меня обижали — не давай никогда козырей на руки. Если не уверена в своей хладнокровности — молчи.

Как забавно уроки прошлого выныривают в нужный момент, а? Это даже поражает…

- Вы его так и не простили? Понимаю. Олег парень видный, а вы были совсем молоденькой. Влюбились?

- Как это касается дела?

- Никак, просто любопытно, - насмехается мерзко, - Надеюсь, что вы не рассчитываете на его помощь?

Снова молчу. Он же подходит со спины, нагибается и шепчет мне на ухо, опаляя кожу мерзким, приторным дыханием с ароматом конфеток "Дюшес".

- Олег за вами не придет, Алиса Степановна. Видели бы вы его лицо шесть лет назад, когда я давал ему компромат — он был счастлив. Знаете, мужчин нельзя заставить любить даже таким прекрасным лицом, как ваше.

Он касается меня, и от этого резко начинает тошнить. Я жмурюсь, выдерживаю кончики пальцев на своей щеке, подбородке и шее, а когда рука идет ниже к груди, резко распахиваю глаза и смотрю на папу. Слегка мотаю головой, мол, все нормально, я выдержу. Он отвечает все также холодно, но какая буря творится в его душе — это может увидеть только человек, который когда-то видел похожую. Я видела всего однажды, когда приехала с ночевки от бабушки вместе с Лешей и его засосом. Такая буря бушевала в глазах Олега…

- Извините!

Молниеносно оборачиваюсь на грубый голос, как и Кистаев. Он замер всего в миллиметре от верхушки груди, и как же я за это благодарна... Молюсь только, чтобы его отвлекли навсегда, ну или как минимум надолго...

- Что?!

- Там… Елагин приехал. Хочет говорить с вами.