— Мои мысли… слишком эгоистичны, чтобы их озвучивать, — его голос дрогнул. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Не хочу тебя отпускать. Не хочу привыкать к жизни без тебя…
Слышать в словах Итачи отражение собственных чувств было одновременно и радостно, и болезненно. Мне не хотелось, чтобы он страдал так же, как и я, но вместе с тем… знать, что ему совсем не тяжело, было бы еще больнее.
— Значит, мы оба эгоисты, — тихо констатировала я, чуть отстраняясь, чтобы увидеть его глаза. Глаза, которые умеют быть поразительно спокойными, но если в них что-то отражалось, оно всегда было настоящим на сто десять процентов. Итачи слабо улыбнулся, но взгляд его остался печальным.
— Раз уж мы здесь, может, примем душ? — тихо предложил он. — Приведем головы в порядок, — а его руки уже подцепили моё платье и потащили вверх. Моё тоскливое наваждение как рукой сняло, и я вскричала, удерживая подол внизу:
— Не-не-не, сначала колготки! Я натянула их до самого лифчика, и не хочу, чтобы ты это видел.
Итачи обескураженно засмеялся, глядя на моё смущенно раскрасневшееся лицо, а затем взял его в ладони и на несколько долгих секунд прижался губами к моим губам.
— Дурочка, — улыбнулся он. — Как же я тебя люблю.
Ночью мы не спали. Мы не могли друг другом надышаться: без конца говорили, целовались, занимались любовью и просто молчали, сидя рядом и прижимаясь друг к другу, словно птицы на проводах. Я много плакала. Так много, что наутро стало стыдно, но Итачи меня в этом не упрекал, позволяя не скрывать чувств. Уже на вокзале он не выпускал меня из объятий, пока на платформу не прибыл поезд, и я видела, как мама бросает на нас сочувствующие взгляды и украдкой смахивает слезы. Напоследок я поцеловала Итачи в губы и незаметно положила в карман его пальто свою ярко-желтую резинку для волос в виде пружинки. Глупо, знаю, но мне хотелось, чтобы он вспомнил обо мне в какой-то случайный момент своей повседневной жизни. Затем я бегло обняла Яхико, примчавшегося в последний момент, и запрыгнула в поезд. Двери закрылись.
Лезвия рельсов уносили меня в даль, но на душе почему-то было спокойно.
Я знала:
— Это не последняя глава.
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
С наступающим вас Новым Годом! ❤❤❤
Спасибо что читали, нажимали ждунов и, конечно, особенная благодарность тем, кто оставлял отзывы ^^
Обнаружив на полочке раковины открытый и зверски смятый посередине тюбик зубной пасты, Итачи вымученно выдыхает, надувая щеки. Боже, она снова это сделала. Почему нельзя выдавливать пасту последовательно, перегоняя ее от основания к отверстию? И неужели так сложно сразу завинтить колпачок? Взяв тюбик в одну руку, а колпачок в другую, Итачи выходит из ванной с твердым намерением напомнить своей девушке, о чем ее регулярно просят по крайней мере два раза на неделе.
— Нами, почему опять…
В спальне ее нет. Рыжий луч рассветного солнца, настойчиво пробиваясь сквозь занавески, пересекает линией двуспальную кровать и упирается в шкаф, на дверцах которого уже висят их наряды на вечер: изумрудное вечернее платье и его тёмно-синий пиджак с белой рубашкой. В голове не укладывается — вся его стремительно увеличивающаяся семья сегодня соберется в одном месте отмечать новый год. Впервые такой толпой.
— Нами?
Итачи, выходит из комнаты и спускается вниз, по лестнице. Раз она не наверху, то остается только два варианта — гостиная и кухня. В их крошечной квартире-студии в Токио, где они прожили четыре года, конечно, было страшно тесно, но и у маленького жилья есть свои плюсы. По крайней мере, им не приходилось искать друг друга по пять минут, как здесь, в Какурезато. В доме, где когда-то жили Нами и Куренай.
Он находит её на кухне. В наушниках, в фартуке, майке и пижамных шортах, она пританцовывает возле плиты и, не замечая ничего вокруг, переворачивает лопаткой последнюю партию подрумяненных панкейков. Итачи с легкой улыбкой прислоняется к дверному косяку, гадая, как скоро она его заметит. Вопреки ожиданиям, оборачивается Нами практически сразу и, схватившись за сердце от неожиданности, смеется. И вот за эту улыбку он готов простить ей всё, что угодно. Какая, к черту, разница, правильно ли она выдавливает зубную пасту и завинчивает ли колпачок, если Итачи любит её до дрожи в коленях.
Он никогда не прекращал ее любить. Нами — его смысл, его слабость, его спасение. Ни расстояния, ни люди, ни внутренние демоны не смогли помешать им быть вместе.
Кто бы знал, как те два года разлуки Итачи выл при одной лишь мысли, что Нами найдет ему замену в Токио. Не то чтобы он сомневался в ее чувствах, но какая-то часть него всё равно не находила покоя, затихая лишь под вечер, когда ее голос звучал в динамике телефона. Нами тоже любила, скучала и боялась его потерять.