Любимый цветок фараона (СИ)

Один из придворных набрался смелости ухватить его за юбку, но тут же получил по руке кнутом.

— Прочь!

Ему уже вывозили колесницу. Ту, в которой он чуть не раздавил Нен-Нуфер. Сети ночевал у себя в доме, и не было лишней минуты, чтобы посылать за ним, а только брату он доверился бы сейчас, а коли нет Сети, так он сам привезет Пентаура!

Ворота уже распахнули, но трубы молчали, не возвещая об отъезде фараона из дворца. Паника фараона передалась всем, даже страже у ворот. Он хлестнул лошадей, и колесница рванула с места. В храме тоже не успели открыть ворота. Фараон спрыгнул на землю и, оттолкнув храмовых стражников, побежал по аллее. И здесь не успели оповестить фанфарами о его приезде, но два жреца все же выбежали навстречу. Фараон, боясь, что те падут ниц, заорал еще издалека:

— Где Пентаур?!

Жрецы рванули с места быстрее царских лошадей. И когда фараон добежал до башни, он уже слышал торопливые шаги жреца. Пентаур взглянул на фараона и закрыл глаза, но тот схватил его за плечи и зашептал в лицо:

— Дитя мертво, слышишь?! Но ее ты можешь спасти! Слышишь?!

Он за руку поволок жреца к воротам.

— Мне нужны инструменты! — кричал Пентаур на бегу.

— Все будет!

Они бежали, как два загнанных льва, хотя ни у одного не развевался, подобно гриве, платок, оба потеряли их еще у башни. Стражники, державшие лошадей, бросились врассыпную, и фараон чуть ли не закинул жреца в колесницу. Пентаур едва успел ухватиться за бортик, когда хлыст просвистел над его головой. У дворцовых ворот оба замерли, чтобы отплеваться от забившего рот и ноздри песка, а потом вновь понеслись по дворцовым переходам, как угорелые, и никто не рискнул встать у них на пути.

У стены стражников стояло трое врачей, но их не впускали. Вооруженные кнутами юноши стойко закрывали уши на посылаемые им проклятья. Приказ фараона! — слышал в ответ каждый, кто пытался их усовестить, слыша крики царицы.

Пентаур вырвал ящик с инструментами у ближайшего врача и ринулся за фараоном в открывшуюся в стене стражников лазейку. Фараон пал на колени подле Кекемура. Юноша зажал Нен-Нуфер в кольцо рук, и та билась теперь головой ему в грудь. Фараон подхватил обессиленную царицу на руки и, велев Кекемуру убираться вон, опустил на кровать. Пентаур тотчас припал ухом к ее животу.

— Я верно ошибся в расчетах! — прохрипел жрец. — Это смерть не царицы, а ребенка…

— Ты не ошибся, — пролепетала Нен-Нуфер, поднимаясь к воспитателю, и вновь со стоном повалилась на спину.

— Она мне не сестра, — закончил за нее фараон, — и потому ребенок не мог быть наследником, за которого я платил бы матерью.

— Не сестра? — Пентаур даже выпустил запястье Нен-Нуфер, на котором прощупывал пульс.

— Да, я врал! — прорычал фараон, протирая ладонью лоб жены. — И заставил Ти подтвердить, что отец ее дочери фараон, чтобы Нен-Нуфер оставила ради меня Хатор, и теперь Хатор наказывает меня! Но не ее, слышишь? Сохрани ей жизнь, даже если она решит оставить меня.

— Я сделаю все, что в моих силах, если на то будет милость Пта, — едва слышно сказал Пентаур, не склоняя перед фараоном головы. — Позови слуг.

— Сейчас я твой слуга. Никто не должен знать нашей тайны. Ты сам прекрасный врач, а согреть воды и принести свежую простынь я сумею сам. Сохрани мне жену, слышишь?!

— Ты не должен видеть ребенка, — настаивал на своем жрец.

— Я сделал многое, что не должен. И взять на руки мертвого сына после всего не такой уж и грех.

— Если я сумею достать его целиком.

— У нее отошли воды, он должен родиться сам, насколько я смыслю в женской природе.

Фараон вновь склонился к Нен-Нуфер, когда она со стоном вцепилась в покрывало.

— Положи ей на лоб, — Пентаур протянул фараону смоченную в опиуме губку и одним рывком разорвал подол платья. Фараон отвернулся от жреца, глотая слезы, готовый для себя самого попросить маковых зерен, которыми успокаивают детей. Он слышал звон медицинских инструментов и страшился обернуться, да и смотреть в ныне спокойное лицо жены было куда приятнее, чем на окровавленные простыни в ее ногах. В ноздри бил запах воскуренных жрецом смол, уши заполнял его тихий голос, шепчущий молитвы, и фараон не сразу расслышал приказ Пентаура.

— Надави на живот!

Фараон, обернувшись, увидел лишь покрытую испариной макушку жреца, склонившегося к поднятым коленям царицы. — Дави на живот! — повторил Пентаур нетерпеливо. — Я держу его голову. Еще! Еще! Как только я сумею выкрутить плечи, он свободен! Все!

Даже когда Пентаур положил на покрывала склизкое тельце, фараон не сумел убрать рук, а только сильнее надавил на пустой живот жены.

— Ступай в купальню и омой его, — Пентаур убрал нож, которым перерезал пуповину, и когда фараон не двинулся с места, добавил едва слышно: — Я понимаю, как это тяжело, но и мне сейчас не легче, поверь мне.

— Я знаю и совсем не уверен, что мне дано любить ее сильнее твоего.