– Вы хотите сказать, что надежно уничтожили все улики и не собираетесь дать мне какую-либо информацию по ночной перестрелке?
– Я хочу сказать, Леня, что никакой перестрелки у меня па даче не было.
– Не понимаю, что дает вам игра в развеселую отказку! Не понимаю! – Махов ударил кулаком по кожаному валику дивана.
– Ты при шофере, Леня? – поинтересовалась Лидия Сергеевна. Леонид мрачно кивнул. Тогда она поднялась, подошла к журнальному столику, налила коньяку не в рюмку, а в стакан (полстакана) и протянула нервному подполковнику. – Выпей.
Без колебаний Махов опрокинул в себя его двадцать пять граммов и не закусил. Мотнул головой и слегка севшим голосом приступил к следующей занимательной истории.
– Вчера, вернее сегодня ночью, патруль ГАИ на перекрестке Садового и Нового Арбата задержал автомобиль, в котором находились трое весьма странных граждан. Один из них был ранен в ногу, второй еще находился в состоянии отравления нервно-паралитическим газом, а у третьего, который был за рулем, на запястьях – следы жестких наручников. Все трое – безоружны. ГАИ в связи с этим обстоятельством передала трех граждан нам. С утра была проведена экспресс-экспертиза. Оказалось, что эта троица не была безоружна. Она была насильственно и высококвалифицированно разоружена. Выстрел в мягкие ткани ноги был, по расчетам баллистиков, произведен с близкого расстояния из пистолета системы «парабеллум». Вопрос к Георгию: не из твоего ли переулка (он ведь совсем рядом с этим перекрестком) выехал автомобиль с троицей?
– Кто его знает, может, и из моего. Ты их спроси, – беспечно ответил Сырцов.
– Уже спрашивают, – дал справку Махов. – Теперь вопрос к вам, Александр Иванович: выстрел из парабеллума произвели вы?
– Пулю нашли? – деловито, как опытный специалист, спросила Лидия Сергеевна.
– Нашли, – быстро ответил Махов, водя указательным пальцем по гладкой поверхности журнального столика. Лидия Сергеевна подняла непонимающие глаза на Смирнова. Тот улыбнулся всеми своими тридцатью двумя пластмассовыми зубами и сообщил Махову:
– Если бы я стрелял в мягкие ткани ноги, то пулю бы вы не нашли никогда.
– Я соврал. Пулю мы не нашли, – признался Махов.
– Чем ты, собственно, занимаешься, Леня? – опять спросила Лидия Сергеевна.
– Расследую ряд тяжелых преступлений. Ищу убийц.
– А по-моему, ты пока лишь философствуешь о возможности соединения безмотивных (во всяком случае, на первый взгляд) преступных действий. Ищи убийцу просто, по-нашему, по-муровски: осмотр места преступления, незначительные детали-улики, общение с очевидцами, допросы свидетелей, потерпевших, подозреваемых. Без маеты, как любит говорить мой муж, на обобщения не выйдешь.
– Ваши советы для меня бесценны, Лидия Сергеевна, – нервно сделал комплимент Махов. – Но по некоторым фактам я могу определенно считать, что вы, Александр Иванович, и ты, Жора, предпринимаете действия в параллель с официальным расследованием и уже владеете информацией, которая бы могла мне очень и очень помочь. Почему вы прячете концы?!
– Разорался, – вдруг обиделся Дед и хлопнул ладонью по зеленому сукну. – А тебе работать надо, а не орать.
– Так помогите же! – почти взмолился Махов.
– Нечем, Леня, – признался Смирнов.
– Не верю!
– Точнее, так. То, чем мы располагаем, никак не может помочь официальному расследованию, идущему каналами, определяемыми законом, УПК, субординацией и твоим начальством, – подробнее объяснила Лидия Сергеевна. – Это говорю тебе я, кандидат юридических наук. Выйдем на дозволенное – все, все будет твое.
– И на том спасибо. – Тихо кипевший Махов встал. – Жоре я уже напоминал, теперь напомню вам всем: сокрытие улик, дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение – все это уголовное преступление. Еще раз спасибо за внимание и добрые советы. До свидания.
По-солдатски развернувшись, Махов удалился из кабинета, из квартиры, из дома. Они втроем поотдыхали от него, а потом Лидия Сергеевна сказала:
– Ох и худо Ленечке сейчас!
Глава 36
– И долго так еще? – с заднего сиденья спросила Ксения, опустив глаза к автомобильным часам.
Сырцов доложил охотно и бодро:
– Пятьдесят семь минут.
– Час, – вздохнула невидимая во тьме салона Ксения. – Скажите мне что-нибудь, Георгий.
– А что сказать-то?
– Хотя бы права я или не права.
– Вы правы, Ксения. Нельзя жить во лжи и подлости.
Помолчали. Потом Ксения, совсем забившись в угол, задала вопрос из тьмы:
– Вам, Георгий, нравится моя единственная и настоящая подруга Люба?
Сырцов резко обернулся, пытаясь увидеть лицо Ксении, но не увидел и решил признаться:
– Очень.
– И вы ей. И тоже очень. А спите с моей матерью. Значит, кому-то обязательно лжете, или Любе, или маме. А ложь и подлость – сестры, вы только что сами об этом говорили. Только не надо меня убеждать, что с одной стороны – случайная, ничего не оставившая в жизни мимолетная связь, а с другой – высокое, трепетное и впервые по-настоящему захватившее вас чувство.