Любить и убивать

– И дачи, – согласился Бэз, – которая стала моей.

– Но на которой ты не живешь уже много лет.

– Ну, не могу я там жить! Ходишь по участку и думаешь: «А под тобой покойнички!» Сколько их там? Я ведь больше нигде глубоко и не копал. Вот я и сдал ее в аренду богатеньким на длительный срок с условием, чтобы только на участке ничего не трогали. Думаешь, мне легко? Дочка с зятем всю плешь проели…

– Заметно, – перебил Спиридонов.

– Да иди ты! – разозлился Гольдин. – И внуков жалко, как бы им хорошо было все лето на мягкой травке и на подножном корму… Отмазываюсь лишь тем, что все арендные деньги им отдаю. У тебя что-нибудь там осталось?

Оставалось еще достаточно. Спиридонов разлил но очередной.

– А может, твои Ицыковичи – всемирные злодеи, – крякнув, поразмышлял Алик вслух.

– А может, нет.

– Тоже может быть. – Спиридонов был согласный на все. – Но все-таки, разреши нам на участке слегка поковыряться, а?

– Кому это – вам?

– Саньке, Жоре Сырцову, которого ты у нас видел, и, естественно, мне.

– Тебе-то зачем?

– Значит, этим двоим разрешаешь? Тогда можно и без меня.

– Никому я пока ничего не разрешаю. – Теперь Гольдин сам разлил. Незаметно, чисто автоматически выпили. – Что же будет, Алик?

– А черт его знает! – честно ответил Спиридонов.

…Ехали проспектом Мира и через улицу Галушкина, про которого в Москве никто ничего не знал. Ехали так потому, что Решетов с компанией вез Любу в этот проклятый подвал именно этим путем. Дорогу он отсюда помнил хорошо, поэтому и избрали. Сырцов вел услужливый «мицубиси», изредка давя косяка на Леху. Не дергался, не выражал нетерпения, сидел спокойно и бездумно. Сидел, как и надо сидеть перед операцией.

Миновали мост над Ярославской железной дорогой, недолго катили среди черных кущ, у выезда на Краснобогатырскую свернули направо и по аллее – еще не парковой – добрались до дороги вдоль ограды Сокольников. Налево, еще раз налево и опять аллея.

– Метров через пятьдесят направо по тропе, – подсказал Решетов.

Тропа была достаточно широка, но излишне извилиста. Сырцов вел машину осторожно, на малом ходу и при тихом моторе. Изредка низкие ветки кустарника царапали крышу и бока «мицубиси».

– Долго еще? – недовольно шепотом спросил Сырцов.

– Еще метров сто – и полянка. Там и остановимся.

Там и остановились. Привыкая к темноте, Сырцов спросил:

– Где этот ангар?

– А вон, прямо.

И точно, на фоне темно-серого неба просматривался напоминавший обмолотый стог силуэт ангара.

– С чего начнем, Решетов? – поинтересовался Сырцов.

– Я пойду, посмотрю, что и как с проходами. А вы в машине подождите.

– Действуй, – разрешил Сырцов.

Леха пересек поляну и скрылся среди кустов и мелких деревьев. Он уверенно шел к приметному кривому клену. И вдруг яркий свет заграничных фар рвано осветил куски стволов и клочья кустарника.

– Гад! Гад! – истерическим шепотом крикнул Решетов, последним рывком достиг приметного клена, схватил лежавший под ним укороченный «Калашников» и на пределе сил по-спринтерски рванул к поляне.

Слепяще глядели на него почти белые фары и подвывал, заводясь, движок.

– Не уйдешь, сука! – заорал Решетов, выскочив на поляну, и дал очередь из автомата поверх фар, по ветровому стеклу, туда, где за баранкой сидел самый ненавидимый им человек, которому он всегда проигрывал. А сегодня страстно желал взять бесповоротный и окончательный реванш.

Единожды вяло пукнул знаменитый «байард», и, когда Решетов прервал очередь, стал слышен надсадный полухрип-полустон.

– Поздно догадался, говенный супермен! – крикнул Решетов. – Опоздал – значит, получай свое. Ты же сам меня так учил, подлюка гнойная!

Он прервал монолог для того, чтобы завершить дело. Расходуя автоматный рожок до конца, он приближался к автомобилю, хотел, очень хотел посмотреть на дохлого Сырцова – под треск очереди и звон разметавшегося на куски стекла. За баранкой Сырцова не было: видно, завалился на бок…

И вдруг Решетов почувствовал, как что-то беззвучно вошло ему в сердце. Он постоял недолго, не понимая, что уже умер, и боком завалился на холодную ночную траву.

А Сырцов медленно встал из-за полуоткрытой правой дверцы. Две минуты тому назад, включив зажигание и фары, он, вывалившись через нее на землю, был почти уверен, что будет так, как случилось. И вот случилось. Он только сейчас ощутил жжение в левом плече и теплую густую влагу на левом бицепсе. Зацепил все же, гнида. Пощупал правой, что и как. Мокрая, размером с сигарету рвань камуфляжа. Вскользь, слава Богу.

Нож вошел в сердце по рукоять. Решетов лежал на правом боку, подвернув ногу и стрелой вытянув правую руку, в метре от которой валялся укороченный «Калашников». Не хотел Сырцов светиться всем известной «байардовской» пулей, поэтому и нож. Тренировался с ножом Сырцов много и упорно, но в первый раз воспользовался броском в деле. Он вытащил из кармана носовой платок, склонился над умиротворенным Решетовым и тщательно протер рукоятку ножа. Потом присел рядом – подумать. Царапина на левом плече остро саднила, затягиваясь густеющей кровыо.